Как рабочие Казахстана бьются за свои права

С 25 по 27 июня 2004г. под Новосибирском прошел социальный форум, собравший представителей общественных организаций и объединений, выступающих в защиту прав трудящихся.

В числе гостей форума были и представители рабочего движениия Казахстана, коммунисты И.М.Булгаков и Айнур Курманов. В интервью корреспонденту радиостанции „Слово” А.Никитину товарищи рассказали о ситуации в рабочем движении Казахстана, поделились опытом своей работы и борьбы, представляющем, на наш взгляд, немалый интерес для рабочего движения на всей территории СССР. Приводим эти интервью в сокращении.

БУЛГАКОВ Иван Михайлович, председатель инициативной группы Иртышского медеплавильного завода. (поселок Глубокий, Восточный Казахстан), 2-й секретарь Восточно-Казахстанского обкома компартии:

После развала Союза и приобретения Казахстаном независимости, когда все предприятия лихорадило, Иртышский медеплавильный завод входил в состав свинцово-цинкового комбината в Усть-Каменогорске. Что производили медь, ясно из названия. В том числе и черновую медь, в ее составе большое количество драгметаллов. Это вся платиновая группа, золото, серебро… Золото было хорошего качества. Когда англичане купили наше предприятие, наше золото у западных переработчиков шло на „ура”.

Возникли трудности в работе комбината и завод продали английской фирме „Дейтон” в счет погашения долгов по зарплате за миллион долларов английской фирме. Сам свинцово-цинковый комбинат обанкротили. Основные его фонды передали только что организованному объединению „Казцинк”. Обычная история обмана, когда фонды, имущество кому-то передали, а старую вывеску обанкротили.

Проработали с англичанами год, за 8 месяцев долгов по зарплате накопили. Был создан стачком, я был тогда его председателем. Добились банкротства этой английской фирмы. Арестовали лот меди,, организовали охрану из числа рабочих. Медь реализовали и вернули 52% долгов по зарплате. Продавать оборудование мы не собирались, мы хотели сохранить завод. В течение 1,5 лет сами охраняли его, где-то с января 1998 года по август 1999 года. И полностью сохранили оборудование.

В каждом цеху были оборудованы посты охраны. Помимо этого были патрули, которые не давали мелким воришкам тащить детали, цветной лом.

В августе 1999 года завод приобрела кампания „Казахмыс”. Это предприятие создано южнокорейской корпорацией „Самсунг” через дочернюю фирму в Германии. В то время мы и предположить не могли, наивные все-таки мы тогда были, что завод приобретается в нагрузку, для того, чтобы получить рудную базу Восточного Казахстана. Администрация пошла на сознательный обман рабочих. Было сказано, что завод будет работать. Что его купили. Что впридачу с заводом новому собственнику передается Иртышский рудник с Березовской обогатительной фабрикой и 5 месторождений, уже разведанных. Одно из месторождений даже пытались начать разрабатывать.

Проработали ровно год и после этого снова завод останавливают. Я уже тогда входил в профком предприятия. Незадолго до остановки предприятия профсоюз выступил с требованием поднять зарплату рабочих завода до среднего уровня в корпорации. Звучала цифра 22.000 тенге, это примерно 4000 российских рублей. А у нас на заводе у металлургов было 13.000 тенге, это где-то в районе 2000 российских рублей получается. Мы потребовали, чтобы уровень нашей зарплаты подняли до уровня средней зарплаты в корпорации. В октябре нас остановили. Якобы для перепрофилирования завода на свинцовое производство. Но никакого перепрофилирования не было, нам просто лапшу на уши вешали. Профсоюз вышел на областную администрацию, через депутатов на правительство. Но нам ставят условие: „Либо этот профсоюз с завода уходит (а я тогда был председателем профсоюза), а Булгаков соответственно с поста председателя, либо мы не запускаем производство”. Я тогда им задал вопрос: „А как с соблюдением закона?” Никто не имеет права вмешиваться в деятельность профсоюза. И кто у него будет руководителем, это профсоюз сам решает. Но в „Казахмысе” свои законы.

К тому времени люди 6 месяцев без зарплаты сидели, а на дворе зима, морозы. И коллектив предприятия принял условия администрации. Согласились, мол, ладно, запустим производство хоть на таких условиях, надо выживать. Запустили тогда производство в рекордно короткие сроки, за 11-12 дней.

В марте 2002 года завод снова остановили. Снова в ход идут прежние сказки о перепрофилировании, о ремонте и т.д. Администрация заявляет, что в августе производственный процесс возобновится. В августе мы понимаем, что запускать производство никто не собирается, что завод собираются ликвидировать. Мы решили попытаться сохранить завод. Вот тогда и возникла инициативная группа. Вошли туда 10 человек. На самом деле, людей, конечно, там работало больше. Подтянули часть рабочих, готовых к решительным действиям, когда назрела необходимость организовать на заводе свой, рабочий контроль. Создали свою дружину. И в течение года мы охраняли завод. Бесплатно, выходили по графику, как положено.

Это было в августе. А через месяц вышел приказ о ликвидации завода. Я участвовал в трех совещаниях в правительстве по этому вопросу. Первое совещание прошло как-то так, „ни вам, ни нам”. Второе совещание дало некоторую надежду. Появился инвестор, металлургическая группа Урала. Они хотели приобрести завод. Но сырье Восточного Казахстана им не дали. А зачем им завод без сырья? России самой не хватает медного сырья, в частности, заводам в Кыштыме и Пышме. Зато „Казахмыс” теперь рвется к Абаканскому месторождению. А это месторождение крупнейшее не только в России, но и в мире, богатое медью.

Никитин: Смогли ли вы что-то изменить своей деятельностью?

Булгаков: Мы сопротивлялись, как могли. Выходили на все уровни, даже на международный. Письма поддержки нам и телеграммы шли отовсюду: из Испании, Италии, Германии… из России почти со всех регионов и не только от коллег-металлургов.

Но завод ликвидировали. Сейчас идет интенсивная сдача оборудования в утиль. На площади завода пришла алма-атинская фирма „Базис ИА”. Это строительная корпорация. Она хочет разместить на площадях завода производство минерало-ватных изделий, производство базальтового волокна. Чешское оборудование думают поставить. Но это все пока в проекте. Правда, людей туда уже приняли. 270 человек, разнорабочими, на неполный рабочий день, за минимальную зарплату, 6.600 тенге.

Никитин: А сколько у вас на заводе работало человек?

Булгаков: На момент остановки завода 1360 человек. В советские же времена более 3000. В советские времена вся социальная сфера поселка была на заводе. Детские сады, профилакторий, клуб… – все было на содержании завода.

Сейчас людям работать негде. Многие начали заниматься мелким бизнесом. Тарифы очень высокие, а получают люди мало. Поэтому идут большие суммы неплатежей. Я, например, пошел недавно платить. За свет, за воду, за тепло, за телефон, за мусорку, в общем, за все – 6 с лишним тысяч тенге. И если я сейчас заплачу за все это, потом мне есть будет нечего. Уж лучше я на еду потрачу.

Черта бедности у нас установлена чуть меньше 2000 тенге. Это примерно 400 российских рублей. Откуда-то взяли какой-то минимальный расчетный показатель, он везде фигурирует. Штрафы, например, 5 или 10 расчетных показателей. Откуда показатель взят – непонятно. И как эти расчеты делают – тоже. Я всегда говорю, что того, кто эти расчеты делает, посадить бы на те деньги, которые он рассчитал, на те 2000 тенге и не больше. И пусть бы он попробовал на них жить. Тогда бы он совсем по-другому посчитал!

Никитин: Завод Ваш все-таки ликвидировали. А куда девалась политическая активность людей, которые участвовали в попытках спасти завод, в работе профсоюза, вот этой инициативной группы? Остались ли в поселке люди, которые при определенных обстоятельствах могут стать ядром по организации серьезного сопротивления?

Булгаков: Группу, пусть небольшую, мы собрать сможем. В частности, на новое производство, я уже говорил, приняли 270 человек. Из них человек 20, я думаю, готовы пойти на решительные действия. Сейчас я пытаюсь помочь им организовать у себя независимый профсоюз. Там уже собрание прошло, председателя избрали. Но все уперлось в деньги. Чтобы общественное объединение зарегистрировать, нужно порядка 5 тысяч рублей, если вашими деньгами. Такую сумму при наших зарплатах собрать почти невозможно. Но собираем. Когда я был в Москве, взял Устав профсоюза „Защита труда”. Думаю, Устав свой будем делать на основе Устава этого профсоюза.

Никитин: То есть вы надежды не теряете. Появилось новое производство…

Булгаков: Такое производство, нас, конечно, не удовлетворяет. 270 человек – это ж мизер. Есть альтернативное производство, и желание есть. У нас в Усть-Каменогорске работает завод бактериального выщелачивания. Дело в том, что руды сразу, прямым путем в плавку нельзя. В них мышьяк – отрава. А при применении технологии бактериального выщелачивания мышьяк отделяется от металла в виде твердого осадка. Остальное уже дело техники, процедура, известная металлургам. И в этих упорных рудах большое содержание золота. Это прибыльно, перспективно. Это бюджет района и даже области. Но заводу отказали. Потому что „Казахмыс” очень хорошо представлен в самых высших кругах власти. И ничего здесь мы не можем поделать.

Никитин: А как живут сегодня владельцы этих новых предприятий? Они, получается, ваши олигархи?

Булгаков: Заплата у них такая же, как у металлургов, но только в долларах. Металлург сегодня у нас получает 15.000 тенге, а они по 15.000 долларов. Но это те, которые заведуют филиалами корпорации, среднее звено. А самый верх – президент, вице-президент, генеральный управляющий – те, возможно, и по несколько сот тысяч долларов. Расслоение населения огромное.

И в крестьянских хозяйствх то же. Все совхозы, колхозы у нас ликвидировали. Сделали из них крестьянские хозяйства, каждое хозяйство разделили на множество мелких. Ведь до анекдотов дело доходило. Один из совхозов, богатое, прибыльное хозяйство, разделили на 40 частей. Вот взяли двое землю, а техника им досталась – 1 К-700 на двоих. Они его раскрутили, у одного перед стоит, у другого задняя часть. И не могут договориться, чтоб собрать его и вместе пахать. Сами главы крестьянских хозяйств чувствуют себя неплохо, на джипах ездят. А крестьяне в течение года зарплату не получают. Примерно в 80% крестьянских хозяйствах зарплату не получают вообще. Осенью дадут им сена, крупы какой-нибудь, масла подсолнечного – вот и вся зарплата. Современные батраки, одним словом.

Никитин: Последний вопрос. Есть какой-то повод для оптимизма? Может ли рабочее движение Казахстана стать основой для более широкого фронта сопротивления? Ведь сокращение производства не может не сказываться на моральном состоянии, усиливает процесс деградации этой части общества. Старение рабочего класса, нежелание молодежи идти в производство – все то, что характерно для России, наверняка есть и у вас.

Булгаков: Я вообще-то оптимист в этом вопросе. В рабочем движении участвовал, участвую и всячески это дело приветствую. Рабочее движение в свое время стояло у истоков организации сопротивления, особенно у нас в Восточном Казахстане, когда была канитель с невыплатой зарплат, пенсионерам не платили. Рабочее движение в это время здорово гремело. Потом потихоньку-потихоньку его активность пошла вниз. В Алма-Ате Айнур Курманов, сопредседатель рабочего движения, пытается что-то сделать. Но в целом активность организаций резко упала. Некоторые устроились на такие работы, что если они начнут проявлять активность, тут же на улице окажутся. А оказаться на улице – это голодать.… Люди боятся потерять работу. В этих поселках все предприятия градообразующие. Либо ты работаешь на этом предприятии, либо вообще не работаешь.

Правительство раздало все предприятия иностранцам. А теперь сидит и руками разводит, мол, не можем мы ничего сделать, это их собственность. Но не может быть в государстве так, чтобы частник что хочет, то и делает. Оно же должно регулировать какие-то вопросы.

Никитин: Но надежды вы не теряете? Пока что, я так понимаю, рабочее движение Казахстана живо. И Вы, общаясь со своими коллегами, пытаетесь получить новые знания, обменяться опытом практической работы?

Булгаков: Конечно. Знания – это само собой. И знакомства новые. И наметки на будущее, для совместных действий в будущем. У нас общие цели. Если на каком-то предприятии возникла конфликтная ситуация, надо, чтобы люди не варились в своем собственном соку. Быстренько организовать письма и телеграммы в адрес администрации предприятия, края, области, президента. Общественное мнение очень много значит. Нужна передача информации. Ведь такие оппозиционные организации как рабочее движение, компартия доступа к СМИ не имеют.

И душат финансы. Взносы сейчас практически никто не платит, потому что – не из чего. А нужно проводить агитационную работу, куда-то поехать. Но не на что.

2 проблемы у на основные: выход к СМИ и финансы.

(Продолжение следует)