«КОТИК - КОТИЧКА»
Бабушка ласково звала внучка
Костю Котиком, Котичкой. Давно это было, Кости уж
восемь лет на белом свете нет, утонул он в Кубани. Рыбу ловил у моста, где
каменная гряда далеко в реку уходит. Удочку упустил мальчишечка, потянулся
поспешно, не удержал равновесие и соскользнул в мутные волны. Вот так и погиб.
А на прошлой неделе и бабушки не
стало. Трудно она умирала, тяжело. Долго я не видел ее, а два месяца назад
встретились случайно на автобусной остановке, – как током ударило меня. Лицо у
нее ужасное желто-зеленое, землистого оттенка, в бесчисленных морщинах
глубоких, и глаза страдальческие, несчастьем напоенные. Разговаривала со мной
тихо, с надрывом от боли, языком еле-еле ворочала. Печень у нее больная была,
осложнения на этой почве ее и сгубили. Операцию бы хорошую сделать, подлечиться
основательно в санатории, жила бы еще. А чего не жить, когда ей чуть больше
шестидесяти лет-то и было. Денег вот только не было на лечение и на воды
минеральные, да и признаться, жить она особо не хотела.
Не для кого ей жить было.
Остался только муж, такой же старый и больной. Семья дочери с двумя девчушками
и мужем-нефтянником сгинула в Грозном еще в первую
войну. И спросить не у кого, как они смертный час свой нашли. Под артобстрелом
ли федералов, в зиндане
работорговца или от руки араба-наемника. А может, продали девчоночек в какой-то
восточный бордель или в гарем шейха. Красивые они были, светло-русенькие,
стройные, длинные косы пушистые, глаза синие большущие, бантики беленькие. На
школьном дворе грозненской школы их фотографировали первого сентября 1991 года.
Последняя весточка, последний привет. Когда Костю похоронили, бабушка стенала о
доле своей печальной, все фотографии рассматривала, наглядеться не могла на
лица детские дорогие, в небытие навсегда ушедшие. А после смерти внука, через год,
день в день умер и сын, отец несчастного мальчика. Отравление алкогольным
суррогатом. Два дня он без сознания в бреду недвижим
лежал и отошел. Много их, парней молодых и мужиков взрослых, от водки «паленой»
поумирало в муках либо остались калеками, слепыми и
парализованными. Работы у них нет и перспектив жизненных тоже. Заводы города
закрыты, все попытки трудоустройства бесполезны. Вот и пьют они горькую, на дно
опускаясь. Подворовывают и снова пьют, подешевле
выбирая пойло. Бизнес удобный на них делают люди предприимчивые и
беззастенчивые, что с властями дружбу водят. На пьяных этих деньгах да на вещах
ворованных у нас в городе много особняков выросло на престижных улицах в два, а
то и в три этажа – из кирпича итальянского, в плитке изразцовой, за заборами
высокими.
Из-за этой водки и Костя погиб.
Пьяные родители лежали после пятничного вечера, что в застолье хмельном для них
прошел, а он на рыбалку раненько в субботу побежал к роковому месту. Они со
знакомым пареньком Женей жили этой кубанской рыбой. На вечернем рынке торговали
своей добычей, а часть домой несли, кормильцами были. У Жени мама тоже
алкоголичка, надежды на нее мало. Жизнь для нее закончилась вместе с
банкротством станкостроительного завода, на котором она работала сметчицей. А
потом долго ходила безработной, кому сегодня нужна работница с маленьким
ребенком. Да так и не устроилась никуда, случайными заработками жила и рюмкой
каждодневной. Женя то рыбалкой кормился, то семечками и арахисом торговал в
дачных электричках в компании таких же беспризорников. Последний раз видел я
его пару лет назад на городском перекрестке, там он в мальчишеской уличной
стайке стекла автомобилей мыл, пока горел красный свет светофора. А где сейчас
он, и не знаю: на свободе ли еще или уже в тюрьме обретается, в камере
туберкулезной. Обычная нынешняя судьба пацана с
городской окраины у мертвого завода: загаженные подъезды дома, убогая квартира
вечно пьяных безработных родителей, нищая и голодная жизнь, нелюбимая школа.
Здесь рано знакомятся с воровскими понятиями, сигаретами, алкоголем и редко
долго живут. Эти серые каждодневные будни совсем не похожи на оживленную жизнь
центральных улиц города с яркой неоновой рекламой казино и игорных домов,
блеском роскошных ресторанов, развлекательных порталов и красными фонарями саун.
Только всего этого Косте уже не
увидеть. Успел только доучиться до пятого класса. Я его за
несколько дней до трагедии видел на улице, забыть и поныне не могу. Бабушка
дала ему немного денег поиграть в компьютерном зале, очень радостный он был и
веселый. Только было что-то на лице его необычное. Может, какой-то размытый
взгляд синих глаз или необычная бледность, даже прозрачность. Смерть ли близкая
уже пометила его или утомила ночь бессонная в пьяной ругани родителей, не знаю.
А теперь рядом с могилами Кости и отца появилась могила бабушки, скоро будет и
могила деда, уж очень он плох. Мать Кости совсем опустилась в пьянстве,
беззубая, опухшая, побитая, нечесаная. И она не жилец на белом свете. Вот и нет
еще одного семейного рода, как будто и в помине его не было. Не звенеть ему
детскими голосами, не звучать в праздники песнями веселыми и задумчивыми, не
сидеть на ступеньках домашних теплыми вечерами. Жизнь сегодняшняя к этому не
располагает.
На месте двора того большого,
где доживает свой уже не долгий век Костин больной дед, планируют в недалеком
будущем построить офис известного банка, что так гордится участием иностранного
капитала. И центр города рядом с резиденциями чиновными, и три остановки
транспорта общественного соседствуют, да и вид на близкую липовую рощу сладким
летним ароматом, пленяет. И уж совсем ничего не останется на земле этой от Котика-Котички кроме гробнички,
что зарастет травой в пояс без родного ухода. А каменная гряда, что была его
последней земной твердью, по-прежнему далеко уходит в быстрые воды Кубани.
Черные крупные камни, влажный зеленоватый мох, да плакучая ива рядом, что низко
опустила гибкие зеленые веточки к речному берегу.
С.Крючков,
г.Краснодар