БОМЖ

Довелось как-то прочитать в «Литературной газете» письмо одного молодого человека, который требовал, чтобы власти оградили его от бесконечного числа нищих, ибо у него нет денег, чтобы подавать им, и это... «унижает его человеческое достоинство».

Вот вам характернейшее порождение капитализма – существо, измеряющее человеческое достоинство количеством денег, а потому ненавидящее нищих и само жестоко страдающее от публичного разоблачения недостатка своих средств. Увы! Нищета души страшнее пустоты кармана.

Таких, к сожалению, много. Недавно ВЦИОМ провел опрос, в ходе которого требовалось выразить свое отношение к бомжам, нищим и бродягам. Только 13% опрошенных сказали, что «каждый из нас обязан помочь попавшим в беду», остальные ответы сводились к тому, что «надо активизировать работу спецслужб», «пусть сами выпутываются», «милиция должна очистить город от попрошаек» и т.д..

Показательно, что многие бездомные люди, которые скитаются вместе с кошкой или собакой, добившись драгоценного для них права пожить в приюте, просят, чтобы приняли и их четвероного друга. А если нет, то и сами не идут! Выходит, что бомжи лучше относятся к животным, чем многие из нас к несчастным и обездоленным людям. И ведь это происходит не просто в России, которая дала миру великую русскую литературу, всегда встававшую на защиту униженных и оскорбленных и бичевавшую бессердечие грядущего капитализма. Это происходит в России, которая еще совсем недавно была социалистической и в которой трудящиеся всего мира видели залог и надежду на свое избавление от капиталистического рабства.

Увы, столь чудовищная деградация вчера еще советских людей больше, чем все неисчислимые материальные потери, обнажает ужасающую глубину совершившейся победы капитализма. Победы над Человеком, выражающейся в жестоком равнодушии к ближнему!

А ведь как легко сегодня даже самым добропорядочным людям скатиться на дно жизни. И как легко равнодушному человеку сказать: «Пусть сами выпутываются!» И как невероятно трудно, а зачастую даже невозможно, выбраться из трясины этого дна! Вот, к примеру, что рассказала «Московская правда» о нищенстве в Москве.

Самостоятельных нищих здесь практически нет, все они находятся в рабстве у преступных группировок. Каждому нищему жестко определена обязательная норма дневной выручки, за невыполнение которой жестоко избивают. Причем самому нищему из собранного оставляют только жалкие крохи.

Норма разная в зависимости от типа нищего. Детям от 6 до 12 лет подают больше, а потому им назначается самая большая дневная выручка – до 5 тысяч рублей. «Мадонны» т.е. женщины с грудными детьми должны сдавать до 4 тысяч рублей. Они редко являются настоящими матерьми этих детей, чаще – получают их только для работы. В последнее время «мадонн» теснят «собачники» – нищие с домашними животными. Обратите внимание! Собакам часто подают охотнее, чем людям!

Далее по прибыльности идут «ветераны» – калеки в камуфляже, часто на костылях или в инвалидных колясках. Их потолок – 2 тысячи рублей. Меньше всех норма у здоровых мужиков – от 500 до 800 рублей.

Как правило, все нищие – это иногородние, привезенные вербовщиками со всего бывшего СССР. Калек чаще всего покупают в домах престарелых на Украине и в Молдавии примерно за 500 долларов, а в Москве перепродают за 1000. Детей обычно добывают в семьях алкоголиков, причем покупка обходится в 1500 – 1700 долларов, аренда в 200 долларов за месяц. В рабском нищенском бизнесе в Москве задействовано более 100 тысяч несчастных, которые приносят своим хозяевам ежедневный доход более полутора миллионов долларов.

Чего же при таких условиях стоят высокомерные слова: «пусть сами выпутываются» или «милиция должна очистить город от попрошаек»!? Увы! И сам не выпутаешься, ибо при попытке убьют, и милиция не будет «очищать город», ибо она сама собирает оброк как с нищих, так и с их хозяев. И несомненно, что с милиции, в свою очередь, изрядно стригут оброк более высокие власти. Об этом говорит уже то, что некоторые «короли нищих» одновременно являются сотрудниками силовых структур.

Это – капитализм, страшный бесчело-

вечный мир. Жить в нем не только страшно, но и постыдно. Но нужно жить. Жить для того, чтобы бороться и победить его. А для этого обязательно нужно изгнать из себя раба, равно как и барина, изгнать из себя все то низкое, чем капитализм ежедневно и ежеминутно стремится отравить наши души. Нужно сохранить в себе Человека. Без этого мы капитализм не победим.

Молодой человек, с которого я начал этот разговор, испытывает отвращение к людям, которые беднее его, и считает это совершенно нормальным. Но ведь в Москве уже давно существует множество долларовых миллионеров, которые, глядя на этого молодого человека, вероятно, испытывают еще большее отвращение к нему. И, если признать «логику» этого молодого человека нормальной, то нормальным следует признать и то, что тысячи людей в Москве испытывают отвращение к нему.

Этот молодой человек писал, что в данный момент он безработный, но обязательно найдет работу и никогда не опустится до подачек. Но, во-первых, если работу найдет он, то не найдет кто-то другой. Таких «других» в России уже миллионы, но этот молодой уже успел настолько одичать при капитализме, что его это не волнует. Во-вторых, при капитализме, который основан на эксплуатации человека, т.е. на присвоении хозяином большей части результатов труда работников, зарплата является ни чем иным, как той же самой подачкой. Большей или меньшей, но подачкой. И, наконец, разве факт наличия работы, даже высокооплачиваемой, гарантирует что-либо в волчьем обществе?

...Два года тому назад продувным мартовским утром встретил я на московской улице плохо одетого бомжа. Он весь дрожал от холода и еле держался за водосточную трубу. Более всего меня поразило то, что его босые, без носков, ноги были одеты в какие-то совершенно разодранные тапочки...Что тут таить! И я незаметно одичал при капитализме, а потому обычно проходил мимо бомжей, не обращая на них особого внимания. Но здесь что-то остановило меня, я обернулся и подошел к нему.

У вас нет никакой обуви? – спросил я.

– Как видите, нет. Спал и кто-то снял и носки, и ботинки.

– А пальто?

– Пальто у меня давно нет, – он попытался улыбнуться и добавил – Помните, как у Горького в «На дне» барон говаривал, что все было: кареты, кареты с гербами...

Так мы разговорились. Ему было 46 лет. В 35 он стал доктором физико-математических наук. В последнее время разрабатывал тему, связанную с математическим моделированием особых процессов горения, причем решил практически ту же самую задачу, над которой когда-то бился и я, но осилить ее не смог. Я был поражен, когда он рассказал, каким изящным путем ему удалось это сделать.

И вот – бомж. Его крушение началось примерно за полтора года до нашей встречи. Талантливому ученому платили какие-то жалкие гроши. Да и те не регулярно. Жена психовала. Потом его институт разогнали. Работая грузчиком, он повредил себе позвоночник и месяца три был полным инвалидом. Жена развелась с ним. Когда они разменивали свою двухкомнатную квартиру, с ним злую шутку сыграли аферисты – оформили его в квартиру, у которой был законный хозяин. Так он оказался на улице. Быстро всё произошло.

Я все время уговаривал его пройти до моего дома, который был совсем рядом, чтобы я мог отдать ему свои «списанные» вещи. Но он упорно отказывался, говоря, что имеет совсем другую мечту – поскорее умереть. Тогда я попросил его оставаться на том же месте, пока я сбегаю домой и обратно...

Когда я вернулся с узлом вещей, он уже был мертв. Два милиционера обшаривали его карманы. В них ничего не было. Но вдруг один из них нащупал что-то зашитое в подкладку пиджака. Я стоял чуть поодаль и наблюдал, как милиционеры, разорвав подкладку, вытащили какой-то документ в черной обложке, который оказался докторским дипломом, и вложенный в него паспорт.

– Ты смотри! Доктор физико-математических наук...

– Спер у кого-то. Хотя нет! Фамилия, как в паспорте, и фотография точно его!

– Да-а, что-то в последнее время их брат, ученый, зачастил...

Минут через десять приехала машина из морга и увезла покойника. ...

С того дня прошло несколько лет, и, похоронив за это время многих хороших людей, я уже стал забывать эту историю. Но письмо молодого человека в «Литературную газету», а вскоре и результаты опроса моих соотечественников об их отношении к бомжам и нищим напомнили мне и о замерзшем в центре Москвы ученом, и о том, как легко и просто сбываются мечты наших обывателей. Вот тихо умер один из миллионов бомжей, причем все было именно так, как они хотели: он «сам выпутался», и «милиция очистила от него город». Радуйтесь, обыватели! Ведь с каждой такой смертью увеличивается средняя зарплата и уменьшается число неимущих, о чем так радостно стал сообщать Госкомстат.

Да, пожалуй, не столько «новые русские», которых и десяти-то процентов не наберется, а многомиллионная масса обывателей, живущих в основном позывами своего желудка, потерявших то человеческое, что в каждом из них все-таки было при Советской власти, именно эта масса обывателей, все увеличивающаяся под растлевающим действием капитализма, именно она является той огромной гнилой колодой, что лежит на пути освобождения из цепких лап капитала. И самым страшным их пороком является жестокое безразличие к другим людям, особенно к униженным и оскорбленным. Ведь не видеть человека в другом – это и значит потерять человека в самом себе. А ведь наша борьба за социализм – это прежде всего борьба за Человека. С пустым и холодным сердцем мы никогда не победим!

Борис ГУНЬКО

ОТ РЕДАКЦИИ. Последняя фраза бесспорно и безоговорочно, при всех обстоятельствах, верна. Но на наш взгляд, автором затронуты две не равные ситуации. Если во втором случае поддержка была однозначно необходима, то в первом – помогая в данный момент страдающему, но, как не чудовищны эти слова, – рабу, мы объективно укрепляем позиции рабовладельца. Тяжесть положения попавших в западню людей (подчеркнем – людей, которые заслуживают отнюдь не презрения, но сострадания) от этого ничуть не уменьшается, завтра с него потребуют еще больше, чем вчера. И главный вывод для неравнодушного человека с кровоточащим от людской беды сердцем – встать в ряды борцов со всей капиталистической системой, множащей ежедневно человеческие страдания.