Свидетельство очевидца

От редакции. 24 января – очередная, 171-я годовщина со дня рождения выдающегося литерутрного критика, публициста, революционного демократа Николая Александровича Добролюбова. В нынешнее мрачное время, когда власти морочат народу головы «святостью» то царей и цариц, то их палачей-генералов, мы решили напомнить читателю, что писал Н.А.Добролюбов об одном из российских монархов (Николае I-м) в своем ответе реакционному журналисту Н.И.Гречу.

«Плачь, русская земля! Не стало у тебя отца», – говорите Вы. Досталось бы Вам за подобную дерзость при покойном Николае Павловиче. Как же не стало отца? А новый император? Разве он не отец? Или Вы думаете, что он еще слишком молод для этого? Не бойтесь! Окруженный подобными Вам пестунами и он преждевременно состарится, отстанет от века и будет сечь плетьми и ставить на колени (с завязанными глазами) своих детей за то, что они не веруют более той святой истине, что рыбки пляшут на сковороде от радости при мысли, что царь будет их кушать.

Во всей Вашей статье, с начала до конца, преобладает риторика. Напрасно не сделали Вы ссылок на Кошанского или на Ломоносова... А то ведь, пожалуй, русский немец подумает (настоящий русский и настоящий немец не подумает), что покойник и в самом деле был и великий, и мудрый, и правосудный, и благочестивый. Что велик-то он был, это правда; но за это, кажется, достаточно вознагражден он уже тем, что гроб для него сделали в три аршина с половиною длины. Нечего было и толковать об этом. Мудрость его выразилась, может быть, в том, что он целый век позволял водить себя за нос иностранным дворам и потом за свои дипломатические неудачи отдувался боками русских солдат, которых для этого насильно исторгал из объятий жен и матерей. Правосудие его достаточно знает каждый правый человек, получавший из какой-нибудь палаты, суда или департамента указ его императорского величества императора и самодержца всероссийского о том, что его процесс проигран, что просьба его не исполнена, что с него требуют штраф, что он присужден к лишению таких-то и таких-то прав. Подобных людей наберется пол-России. Другая половина тоже знает его правосудие, потому что тоже указом его императорского величества императора и самодержца всероссийского утверждалось подделанное завещание, подложный вексель, оправдывалось намеренное банкротство (! – ред.), награждалось чинами и орденами самое отвратительное подличание, возвышались казнокрады и люди, торгующие самыми священными чувствами человека.

Знают это правосудие и те многие благородные мученики, которые за святое увлечение благом России, за дерзновенное обнаружение в себе сознания человеческого достоинства терзаются теперь в рудниках или изнывают на поселении в пустынной Сибири.

Вы говорите, что «он был народолюбив и народом любим». Не совсем удачная игра слов и совсем несправедливая игра мыслей! Пожалуй, можно сказать, что он любил народ, как паук любит муху, попавшуюся к нему в паутину, потому что он высасывает из нее кровь,— как чиновник уголовной палаты любит преступления и преступников, без которых он не мог бы служить, брать взятки и жалованье, — как тюремщик любит арестантов, без которых ему самому некуда было бы деваться, потому что к другой должности он уже большею частью неспособен. В русском царе соединялись все эти побуждения в высшей степени: как паук сосал кровь своих подданных, как уголовный чиновник находил пищу для своей деятельности в наказании преступлений и даже издал собственное уложение о наказаниях уголовных и исправительных, где, кроме того, что прежде считалось преступным, также объявил преступлением всякое проявление самосознания, всякую светлую мысль о благе и справедливости, всякое покушение защищать собственную честь против подавляющего тиранства и насилия, — а исправлением (держась пословицы, что горбатого исправит только могила) назначил смерть физическую или политическую.

3найте же, что для русского мужика царь есть отвлеченное понятие, самодовольное и всеблаженное, потому что имеет возможность «одно сало есть». Для среднего сословия — это всевозможное великолепие, роскошь, золотой мундир, драгоценная порфира, семиверстный дворец — что за личность во всем этом скрывается, до этого дела нет. Для аристократов — это опора, на которой утверждаются их собственные притязания и права, дающие им удобство делать всевозможные мерзости. В ком же можно подозревать любовь к царю? Не в Вас ли? Поверьте, что Вы любите не его, а разве чины и награды, которые он Вам давал!

Вы утверждаете, что «Николай Павлович был любимым сыном неба». Не находясь в таких коротких сношениях с небом, как Вы, не могу сказать, верно ли Ваше замечание. Нам, земным людям, известно только, что он был любимым сыном Марии Федоровны, которая и постаралась отнять для него престол у Константина. Деятельное участие его в этих интригах доказывает, между прочим, его непоколебимую честность и правдивость, о которой Вы отзываетесь с таким восторгом. Последующие события доказывают еще более его неустрашимость: в самом деле, человек, который своего брата не устрашился отравить в благодарность за то, что он уступил ему царство, — такой человек имел много мужества и уж никогда, конечно, не мог остановиться на пути к цели из сожаления пролить невинную кровь нескольких десятков тысяч русских рабов.

Что «он не лишился веры в человечество», как говорите Вы,— это, кажется, нисколько не удивительно: имея под руками такой простодушный народ, как русский, трудно не веровать в человечество, разумеется, понимая его в Вашем смысле. Человечества в собственном смысле он не признавал; иначе он понял бы, что человек не может быть рабом человека, не может отступиться от своей воли, чести, рассудка для того, чтобы повергнуть их к стопам барина, который сознательно или бессознательно мучит его, совсем не по-человечески...

Нельзя не вспомнить и того, как сослан был на Кавказ генерал, дважды взявший царя в плен на маневрах; нельзя не вспомнить о благоволении, какое оказано было Ермолову, о награде гениальному Дибичу. Нельзя не вспомнить ссылки Пушкина и Лермонтова, смерти повешенного после прощения Рылеева, высланного Искандера, да мало ли кого можно вспомнить. Дело в том, что это делалось очень кстати, и уж именно на удивление и позор своим и чужим.

Помню я и рыцарское его великодушие в восстании декабристов, в польских делах 31-го года, в заговоре 48-го года. В самом деле, сколько великодушия! Там его величество державным словом обещает забыть все и возвратить имущество изгнанникам: только жаль, что его слову уже не верят, и славный Чарторижский и доселе не посмел воспользоваться правом, обеспеченным надежным ручательством русского царя. В другом случае он всемилостивейше повелевает сослать бедных молодых людей на всю жизнь в каторжную работу, лишая их даже счастья славно умереть за святое, правое дело...

Единственное возможное в его понятиях движение – это было движение и передвижение войск.

Да еще куда бы ни шло, если бы солдат-то был по край¬ней мере хороший! Карл XII тоже был солдат; но в нем как-то уважаешь эту львиную отвагу, этот военный гений, который осмыслял несколько его пристрастие и увлечение войною. А наш покойник ведь только и ограничивался тем, что каждый год требовал новых рекрут из святой Руси, посылал их умирать за немецких королей, делал смотры, на которых сам отличался высоким ростом да громким голосом — и больше ничего!.. Целое царствование не мог он управиться с черкесами и в тридцать лет не мог привести свое войско в такое положение, чтобы оно могло с успехом встретиться в чистом поле с солдатами образованных европейских наций

И что за страшная, непостижимая связь, что за отношение между народом и царем!!.. Должен быть царь, — уж это так, как должен быть конек на крыше у крестьянина! А зачем?!.. Да хоть бы царь-то хороший! А то — и не избранный, и не русский, и не отличный ничем, а так, какой попался!!.. Странно, как столько времени люди не могут подняться из грязи предрассудков. А впрочем, что ж такое? Считали же, бывало, кита царем рыб, да и теперь еще некоторые считают; а между тем он совсем даже и не рыба.

21 февраля 1855 года

АНАСТАСИЙ БЕЛИНСКИЙ

(псевд. Н.А.Добролюбова)