Год призыва 43-й

 

Вышла книга члена РКРП-РПК полковника в отставке Е.Д.Монюшко «Год призыва 43-й. От Блокады до Победы». Евгений Дмитриевич встретил войну16-летним подростком в Ленинграде. После первой блокадной зимы был эвакуирован в Алтайскую деревушку, призван в армию, окончил училище, младшим лейтенантом попал в гущу боев 1-го Украинского фронта на Сандомирском плацдарме. Был ранен и вернулся в строй только весной 1945г., чтобы участвовать в последних боях с фашистами. Живым языком очевидца многих событий военного времени Е.Д Монюшко открывает читателю страницы истории нашей Советской Родины. Предлагаем Вам несколько страниц из книги.

 

Блокада Ленинграда

Я еще не был комсомольцем, но через комсомольскую организацию школы получил поручение участвовать в обследовании жилых домов… Задача состояла в получении реальной картины наличия свободной или недостаточно заселенной жилплощади, чтобы иметь резерв для переселения из разрушенных при бомбежках домов. Имевшиеся учетные данные тут вряд ли годились. Во-первых, в город не вернулись многие из уехавших на лето, а во-вторых, у родственников и знакомых уже находилось немало людей, бежавших из западных районов страны.

Интересно и показательно, что работу по учету и подготовке резервного жилого фонда начали тогда, когда не было еще ни одной бомбардировки, ни одного разрушенного дома. Руководить – значит предвидеть, и руководство города, советское, партийное, военное, предвидело события. В связи с этим нужно коротко сказать и о подготовке бомбоубежищ... За несколько дней подвалы освободили от хлама и дров (многие дома имели печное отопление), заделали окна кирпичом и железом, подперли перекрытия стойками из бревен, поставили двери из брусьев толщиной 15 сантиметров, обшитые с двух сторон железом, оборудовали скамьи и нары, сделали запасы воды и песка для тушения пожаров…

Группа из пяти человек, в которую включили и меня, получила для обследования дом на углу Екатерингофского проспекта и Крюкова канала. Громадный дом мрачноватого, темно-серого, почти черного цвета, со множеством подъездов. Обходили все квартиры по очереди, записывали. Встречали по-разному. Некоторые, боясь уплотнения, ворчали, пытались представить состояние более тяжелым, чем было на самом деле. Но не помню ни одной попытки препятствовать проверке – наши мандаты действовали. Большинство жильцов охотно показывали квартиры и прямо говорили о том, сколько человек могут принять в случае необходимости. Собранные сведения мы передали в Октябрьский райком комсомола, располагавшийся в доме на углу Садовой улицы и Вознесенского проспекта. В этом же доме, почти через 50 лет, мне выдали документ на право получения знака «Житель блокадного Ленинграда».

Сандомирский плацдарм

Мой предшественник погиб в недавних боях, и взводом командовал командир орудия сержант Шахбазян, под контролем командира первого взвода.

Орудия, к которым привел меня посыльный, стояли на пологом скате высоты, обращенном в сторону противника, на запад, и были так замаскированы, что я не сразу понял, где же они. Пушки стояли в неглубоких круглых окопах на скошенном пшеничном поле, покрытом рядами больших скирд. Такие же скирды прикрывали щит и лафет пушки. Опущенный до уровня земли ствол и станины прикрыты слоем соломы.

Задача одна — удержать плацдарм, не дать немцам сбросить наши войска в Вислу.

Бои шли непрерывно с момента форсирования, так как немцы понимали угрозу, которую представлял для них этот плацдарм. Атакуют они почти непрерывно, с большим количеством танков, и ИПТАПам (ИПТАП – истредительно-противотанковый артиллерийский полк) работы хватает.

Командир первого взвода, которому сообщили по телефону о моем появлении, прибежал познакомиться, наскоро объяснил обстановку, о которой только что говорил Шахбазян, и дал практический совет: не стрелять до последнего момента, пока атакующие танки не подойдут совсем близко. Смысл этого совету я понял очень скоро.

Орудия, к счастью, оказались хорошо знакомые по училищу 76-мм ЗИС-З. Пушка отличная, но к 1944 году она стала уже слабовата для борьбы с новой немецкой бронетехникой. Танк T-VI (“Тигр”) ее бронебойный снаряд не брал в лоб, даже почти в упор. Здесь мог помочь лишь дефицитный подкалиберный снаряд. А самоходку “Фердинанд” в лоб не брали даже подкалиберные. Оставалось надеяться, что “Тигров” будет меньше, чем основных немецких машин T-IV.

Из тридцати ящиков боекомплекта пушки только два были с подкалиберными снарядами... Было и некоторое количество картечи, для самообороны от пехоты, что придавало чувство уверенности, но, к счастью, мне ни разу не пришлось вести огонь “на картечь”.                

На знакомство с новым полком немцы времени не дали. Непрерывные атаки шли весь август, и только в начале сентября, убедившись в их бесплодности и израсходовав силы, немцы ослабили натиск. Плацдарм остался за нами и позже сыграл огромную роль.

Год 1945-й. Западная Европа

Кажется, что и сейчас узнал бы дом, где в квартире на первом этаже нашла приют наша батарея. Горит электрический свет, работает радиоприемник. Радисты овладевают им, крутят ручки. Слышны передачи на разных языках, наконец, удается поймать какую-то станцию на русском. Уже вечером, в темноте, слышим сообщение о капитуляции Германии.

Крики «ура», стрельба в воздух, поздравления, слезы, откуда-то появляется вино, спирт, шнапс, еще что-то… Многих уже качает, спорят о чем-то, горячатся.

Подходит хмурый Колечко: «Комвзвод, надо держаться. Не дай бог, фрицы что-то задумают». Всю ночь, не взяв в рот ни капли, повесив на грудь автомат, обходит со мной машины, орудия, спящих солдат.

С рассветом бегают командиры батарей, расталкивают людей, ищут водителей. Начинают ворчать моторы тягачей: получен приказ идти полным ходом на Прагу…

Вот и кончилась война. А у лучшего разведчика нашей батареи старшего сержанта Василия Тарасовича Колечко, прошедшего всю Великую Отечественную войну, нет ни одной награды. Посоветовавшись с комбатом, старшим лейтенантом Метельским, пишу на Васю представление к ордену Красной Звезды. Главным в этом представлении является описание боя 5 мая 1945 года, где Колечко, рискуя собой, выручил меня из крайне опасной ситуации. Можно было, конечно, припомнить и другие эпизоды, более ранние…

В последние дни мая полевая почта приносит очередной номер армейской газеты. В ней приказ о награждении орденами и медалями нескольких десятков солдат, сержантов, офицеров. Нахожу в этом списке Колечко Василия Тарасовича, а несколькими строчками ниже, в соответствии с алфавитом, Монюшко Евгения Дмитриевича. Рад был за товарища, приятно было прочитать и свою фамилию, но больше тронуло сердце, когда, проходя вечером между палатками, услышал из-за брезента: «…правильно, что нашего младшего тоже. Как в полк пришел, не вылезал с «передка».

Первое партийное собрание. В повестке дня – мое заявление о приеме в партию, поданное еще в конце марта, после боев за Нейссе. Рекомендующие – комбат Метельский и радист из моего взвода Костя Шалаев. Сидим прямо на земле, под деревьями. Ведет собрание парторг дивизиона младший лейтенант Иван Пыхтин. Подробностей не помню. Кто-то в порядке критики и совета рекомендует быть не слишком близко к подчиненным.

Но как же не быть близко к тем, с кем был рядом под огнем, кто спасал мне жизнь? Что ж, это первый, но наверняка не последний случай, когда придется отстаивать свое мнение. За прием проголосовали все-таки единогласно.