Год призыва 43-й
Вышла
книга члена РКРП-РПК полковника в отставке Е.Д.Монюшко
«Год призыва 43-й. От Блокады до Победы». Евгений Дмитриевич встретил
войну16-летним подростком в Ленинграде. После первой блокадной зимы был
эвакуирован в Алтайскую деревушку, призван в армию, окончил училище, младшим
лейтенантом попал в гущу боев 1-го Украинского фронта на Сандомирском
плацдарме. Был ранен и вернулся в строй только весной 1945г., чтобы участвовать
в последних боях с фашистами. Живым языком очевидца многих событий военного
времени Е.Д Монюшко открывает читателю страницы
истории нашей Советской Родины. Предлагаем Вам несколько страниц из книги.
Блокада Ленинграда
Я еще не был комсомольцем, но
через комсомольскую организацию школы получил поручение
участвовать в обследовании жилых домов… Задача состояла в получении
реальной картины наличия свободной или недостаточно заселенной жилплощади,
чтобы иметь резерв для переселения из разрушенных при бомбежках домов.
Имевшиеся учетные данные тут вряд ли годились. Во-первых, в город не вернулись
многие из уехавших на лето, а во-вторых, у родственников и знакомых уже
находилось немало людей, бежавших из западных районов страны.
Интересно и показательно, что
работу по учету и подготовке резервного жилого фонда
начали тогда, когда не было еще ни одной бомбардировки, ни одного разрушенного
дома. Руководить – значит предвидеть, и руководство города,
советское, партийное, военное, предвидело события. В связи с этим нужно
коротко сказать и о подготовке бомбоубежищ... За
несколько дней подвалы освободили от хлама и дров
(многие дома имели печное отопление), заделали окна кирпичом и железом,
подперли перекрытия стойками из бревен, поставили двери из брусьев толщиной
Группа из пяти человек, в
которую включили и меня, получила для обследования дом на углу Екатерингофского проспекта и Крюкова канала. Громадный дом
мрачноватого, темно-серого, почти черного цвета, со
множеством подъездов. Обходили все квартиры по очереди, записывали. Встречали
по-разному. Некоторые, боясь уплотнения, ворчали, пытались представить
состояние более тяжелым, чем было на самом деле. Но не помню ни одной попытки
препятствовать проверке – наши мандаты действовали. Большинство жильцов охотно
показывали квартиры и прямо говорили о том, сколько человек могут принять в
случае необходимости. Собранные сведения мы передали в Октябрьский райком
комсомола, располагавшийся в доме на углу Садовой улицы и Вознесенского
проспекта. В этом же доме, почти через 50 лет, мне выдали документ на право
получения знака «Житель блокадного Ленинграда».
Сандомирский
плацдарм
Мой предшественник погиб в
недавних боях, и взводом командовал командир орудия сержант Шахбазян,
под контролем командира первого взвода.
Орудия, к которым привел меня
посыльный, стояли на пологом скате высоты, обращенном в сторону противника, на
запад, и были так замаскированы, что я не сразу понял, где же они. Пушки стояли
в неглубоких круглых окопах на скошенном пшеничном поле, покрытом рядами
больших скирд. Такие же скирды прикрывали щит и лафет пушки. Опущенный до
уровня земли ствол и станины прикрыты слоем соломы.
Задача одна — удержать
плацдарм, не дать немцам сбросить наши войска в Вислу.
Бои шли непрерывно с момента
форсирования, так как немцы понимали угрозу, которую представлял для них этот
плацдарм. Атакуют они почти непрерывно, с большим количеством танков, и ИПТАПам (ИПТАП – истредительно-противотанковый
артиллерийский полк) работы хватает.
Командир первого взвода,
которому сообщили по телефону о моем появлении, прибежал познакомиться, наскоро
объяснил обстановку, о которой только что говорил Шахбазян,
и дал практический совет: не стрелять до последнего момента, пока атакующие
танки не подойдут совсем близко. Смысл этого совету я понял очень скоро.
Орудия, к счастью, оказались
хорошо знакомые по училищу 76-мм ЗИС-З. Пушка отличная, но к 1944 году она
стала уже слабовата для борьбы с новой немецкой бронетехникой. Танк T-VI
(“Тигр”) ее бронебойный снаряд не брал в лоб, даже почти в упор. Здесь мог
помочь лишь дефицитный подкалиберный снаряд. А
самоходку “Фердинанд” в лоб не брали даже подкалиберные.
Оставалось надеяться, что “Тигров” будет меньше, чем основных немецких машин
T-IV.
Из тридцати ящиков боекомплекта
пушки только два были с подкалиберными снарядами...
Было и некоторое количество картечи, для самообороны от пехоты, что придавало
чувство уверенности, но, к счастью, мне ни разу не пришлось вести огонь “на
картечь”.
На знакомство с новым полком
немцы времени не дали. Непрерывные атаки шли весь август, и только в начале
сентября, убедившись в их бесплодности и израсходовав силы, немцы ослабили
натиск. Плацдарм остался за нами и позже сыграл огромную роль.
Год 1945-й. Западная Европа
Кажется, что и сейчас узнал бы
дом, где в квартире на первом этаже нашла приют наша батарея. Горит
электрический свет, работает радиоприемник. Радисты овладевают им, крутят
ручки. Слышны передачи на разных языках, наконец, удается поймать какую-то
станцию на русском. Уже вечером, в темноте, слышим сообщение о капитуляции
Германии.
Крики «ура», стрельба в воздух,
поздравления, слезы, откуда-то появляется вино, спирт, шнапс, еще что-то… Многих уже качает, спорят о чем-то, горячатся.
Подходит хмурый
Колечко: «Комвзвод, надо держаться. Не дай бог, фрицы что-то задумают». Всю
ночь, не взяв в рот ни капли, повесив на грудь автомат, обходит со мной машины,
орудия, спящих солдат.
С рассветом бегают командиры
батарей, расталкивают людей, ищут водителей. Начинают ворчать моторы тягачей:
получен приказ идти полным ходом на Прагу…
Вот и кончилась война. А у
лучшего разведчика нашей батареи старшего сержанта Василия Тарасовича Колечко,
прошедшего всю Великую Отечественную войну, нет ни одной награды.
Посоветовавшись с комбатом, старшим лейтенантом Метельским,
пишу на Васю представление к ордену Красной Звезды. Главным в этом
представлении является описание боя 5 мая 1945 года, где Колечко, рискуя собой,
выручил меня из крайне опасной ситуации. Можно было, конечно, припомнить и
другие эпизоды, более ранние…
В последние дни мая полевая
почта приносит очередной номер армейской газеты. В ней приказ о награждении
орденами и медалями нескольких десятков солдат, сержантов, офицеров. Нахожу в этом
списке Колечко Василия Тарасовича, а несколькими строчками ниже, в соответствии
с алфавитом, Монюшко Евгения Дмитриевича. Рад был за
товарища, приятно было прочитать и свою фамилию, но больше тронуло сердце,
когда, проходя вечером между палатками, услышал из-за брезента: «…правильно,
что нашего младшего тоже. Как в полк пришел, не вылезал с «передка».
Первое партийное собрание. В
повестке дня – мое заявление о приеме в партию, поданное еще в конце марта,
после боев за Нейссе. Рекомендующие
– комбат Метельский и радист из моего взвода Костя Шалаев. Сидим прямо на земле, под деревьями. Ведет собрание
парторг дивизиона младший лейтенант Иван Пыхтин.
Подробностей не помню. Кто-то в порядке критики и совета рекомендует быть не
слишком близко к подчиненным.
Но как же не быть близко к тем,
с кем был рядом под огнем, кто спасал мне жизнь? Что ж, это первый, но
наверняка не последний случай, когда придется отстаивать свое мнение. За прием
проголосовали все-таки единогласно.