Дегтем по красному знамени

 

От редакции. Ниже публикуемая (в сокращении) статья была написана ее авторами по следам публикации в «Советской России» статьи Р.Вахитова, приуроченной к 7 ноября 2007г. Дата прошла. Но вернуться к материалу побудила распространяющаяся в некоторых левых кругах позиция, противопоставляющая марксистское учение и ленинскую, большевистскую практику, разрывающая их научную связь, отрицающая ленинизм как естественное развитие марксизма во времени и пространстве, а Октябрьскую революцию и строительство социализма в СССР как успешное использование методологии марксизма-ленинизма в конкретных исторических условиях. Наверняка, в обществе еще будет дискуссия по этим вопросам, и в этой связи публикуемая статья – вклад авторов в прояснение истины.

 

 Грязной кляксой на знамени Революции отметилась редакция “Советской России“ 7 ноября 2007 года. Не нашла ничего лучшего, как опубликовать статью Р.Вахитова “Большевики – строители великой России“. В ней слово “социализм“ отсутствует, но есть утверждение, что “большевики вопреки своей теоретической позиции, смогли выступить как государственники и патриоты“. Не сам Вахитов в ней интересен, а желание редакции утвердить читателя в этой мысли. Интересна непреходящая любовь редакции к публицисту, для которого марксизм – слово бранное, а достижения советской власти объясняются “превращением СССР из экспериментального (!? –В.Ц.) государства, где пытались утопию сделать реальностью, … в славное продолжение российской и русской великой государственности“.

“Нельзя не заметить, – говорит автор, – что большевики первоначально не стремились специально к созданию великого Российского государства“. Конечно, не стремились, потому что русская государственность была “велика“ для них “сохранением и усилением самых варварских форм эксплуатации“. “Самым значительным … и самым могучим оплотом этого варварства является царское самодержавие. По самой природе своей оно враждебно всякому общественному движению и не может не быть злейшим противником всех освободительных движений пролетариата“, – так написали русские коммунисты в своей первой программе, понимая, в отличие от Вахитова и редакторов “СР“, что величие России было несовместимо с такой государственностью.

 “…В программе русских социал-демократов говорилось, что после буржуазной революции в России должна установиться либерально-демократическая система, как на Западе, – с парламентом, многопартийностью и т.д.» – уверен Вахитов.

Где доказательства? В какой программе? Если взять первую, то сказано, что “необходимое условие социальной революции составляет диктатура пролетариата, т.е. завоевание пролетариатом такой политической власти, которая позволит ему подавить всякое сопротивление эксплуататоров“. (КПСС в резолюциях, М.1970, т.1, с.62).  Это была программа-максимум, означавшая, что с буржуазной государственностью они никаких надежд не связывали. А в программу-минимум записали коротко – “низвержение царского самодержавия и замену его демократической республикой“. О “либерально-демократической системе, как на Западе“, слов не было. О мелких деталях – парламенте и многопартийности – тоже. Ставили целью созыв “учредительного собрания, свободно избранного всем народом“. Во второй программе высказались ещё определённей: советская власть, т.е. диктатура пролетариата, “уничтожает отрицательные стороны парламентаризма, особенно разделение законодательной и исполнительной властей, оторванность представительных учреждений от масс и пр(Там же, т.2, с. 43-44).

Понятно, что некто Вахитов имеет право не знать документов партии, хотя, взявшись писать о большевиках, такое право теряет. При наличии совести это нетрудно понять. Но ведь соврала и редакция, опубликовав Вахитова без оговорок. И тут уже речь не о совести автора, а о мировоззрении нескольких членов ЦК КПРФ в составе редакции.

Ещё теза Вахитова: “…Большевики обнаружили недюжинные политические таланты и интуицию. …Они сумели виртуозно использовать два нововведения, представлявшие собой живое творчество масс, – Советы и федерализм. Про Советы ничего не было сказано у Маркса и Энгельса“.

Иной подумает, что этим похвалил автор большевиков. На самом же деле опять оболгал. Ну не было сказано у Маркса о русских советах, и что? Не было у него сказано и о немецком фашизме и еще много о чем. О слабости марксовой науки это никак не говорит.

(Вопрос о плодотворном применении народной формы – советов – не мог быть решен без глубокого политического понимания проблемы – ред.). Вспомним Ленина: «Что касается до вопроса о прямом народном законодательстве, то нам кажется, что вносить его в программу в настоящее время вовсе не следует. Принципиально связывать победу социализма с заменой парламентаризма прямым народным законодательством – нельзя. <…> Потому что “опасность вырождения “народного законодательства“ в империалистический “плебисцит“ была бы у нас особенно сильна“.(В.И.Ленин. ПСС. т.4, стр.223).  Это сказано в 1899г., задолго до революции. И означают слова, что проблема форм народовластия решалась отнюдь не интуитивными догадками.

Непривычно такие принципы слышать от Ленина, но лишь тем, кто забыл азы марксизма. “Живое творчество масс“ не есть предел, его же не прейдеши. История Советов весьма извилиста. Вот примеры. В анналах большевизма есть, к сожалению, забытая теперь резолюция II конгресса Коминтерна «Роль коммунистической партии в пролетарской революции» (Коминтерн в документах… М.1933, с.109),  которую Ленин очень ценил и о которой сказал, что «она объясняет все».(ПСС, т.43, с.42).  Она предупреждала коммунистов мира об опасности переоценки роли Советов для судеб пролетарской революции и построения социализма. Советы виделись в ней не более как «главная исторически-данная форма диктатуры пролетариата», а попытки отвести им самостоятельную роль в революции рассматривались как «идея глубоко неверная и реакционная», поскольку в истории революции русской, германской и др., «мы видели целую полосу, когда Советы шли против пролетарской партии и поддерживали политику агентов буржуазии».(КД, с.108).

Они стали главной формой власти в силу обстоятельств, ибо «для того, чтобы Советы могли выполнить свою историческую миссию, …необходимо существование настолько сильной коммунистической партии, чтобы она могла не просто «приспособляться» к Советам, а в состоянии была решающим образом воздействовать на их политику, заставить их самих отказаться от «приспособления» к буржуазии и белой социал-демократии, суметь через коммунистические фракции Советов вести Советы за коммунистической партией».(Там же).  Поэтому, продолжала резолюция, «кто предлагает коммунистической партии приспособляться к Советам, кто видит в таком приспособлении усиление «пролетарского характера» партии, тот оказывает медвежью услугу и партии, и Советам, тот не понимает ни значения партии, ни значения Советов». И далее. Не позволить кому бы то ни было «извратить советскую идею можно только в том случае, если мы будем иметь сильную коммунистическую партию, способную определять политику Советов и вести их за собою». 

Вспомним еще одну резолюцию того же II конгресса Коминтерна, чрезвычайно актуально звучащую сегодня. Она называется «Когда и при каких условиях можно создавать советы рабочих депутатов» и появилась как ответ на бессмысленные и крайне неудачные попытки ряда компартий мира выступить с лозунгом об организации Советов; неудачные даже во время острого социального кризиса в послевоенной Европе. Резолюция напомнила, что в 1916 году большевики «предостерегали рабочих против немедленного образования Советов», которое станет «уместно лишь в тот момент, когда революция уже начнется и когда на очередь дня встанет непосредственная борьба за власть». Напомнила и опыт 1917 года, когда значение Советов падало от весны до корниловского мятежа, но вновь сменилось ростом их роли.

В заключении было подчеркнуто: «Советы без революции невозможны. Советы без пролетарской революции неизбежно превращаются в пародию на Советы. … Все искренние и серьезные сторонники Советской власти должны бережно обращаться с идеей Советов и, неустанно пропагандируя ее, должны приступать к непосредственному осуществлению лишь при наличии» указанных условий. (Там же, с.11-113). Эти выводы добыты большой кровью побед над мятежами с лозунгом “Советы без коммунистов“ и дорогой ценой неудач коммунистов Германии, Италии и др. Когда КПСС забыла эту науку к концу 80-х, Советы стали органом буржуазной контрреволюции.

У Вахитова и редакции вместо этой сложной истории рассуждение: “Большевики просто вовремя поняли (курсив мой – В.Ц.), что система Советов, напоминавшая общинные сходы …массам ближе и понятнее, чем западный парламентаризм“. Белые же всего лишь “догматически следовали западным политическим моделям“. И не смущает автора очевидное соображение, что не в формах власти, а в её классовом содержании суть. Не смущает несоответствие фактам. (Полагаем, что организация советов, как формы самоорганизации трудящихся, – полезный и даже необходимый инструмент в деле развития народной инициативы и приобретения первичных навыков коллективной борьбы, но свое значение для социалистического движения они приобретают только при должном влиянии коммунистов внутри советов; в противном случае они могут занять и, случалось, занимали, реакционную позицию – ред.).

Не “виртуозностью политического таланта“, а наукой марксизма объясняется и “нововведение“ федерализма. Оно появилось в арсенале большевиков лишь летом 1917-го, когда империя уже развалилась, причем отнюдь не по вине большевиков, а в результате “живого творчества“ мелкобуржуазных и буржуазных масс, ведомых националистами и либералами, когда настала пора спасать государство от такого “творчества“. По марксистской науке унитарное государство предпочтительнее. Причины тому просты и очевидны. “Мы в принципе против федерации – она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства. <…> Автономия есть наш план устройства демократического государства“.(В.И.Ленин, ПСС т.48 с.235).  Этот ленинский вывод своими словами в марте 1917г. повторяет Сталин в статье с красноречивым названием “Против федерализма“, направленной против эсеров, мечтавших о федерализации России. (Сталин И.В. соч., т.3, с.27). Потому на VII конференции в апреле 1917-го, когда государство ещё было единым, вопрос о федеративном устройстве большевиками остался совершенно незатронутым.

Лишь в августе Ленин пишет: “Энгельс, как и Маркс, отстаивает, с точки зрения пролетариата и пролетарской революции, демократический централизм, единую и нераздельную республику. Федеративную республику он рассматривает либо как исключение и помеху развитию, либо как переход от монархии к централистской республике, как “шаг вперед“ при известных особых условиях“.(В.И.Ленин, ПСС, т.33 с.72).

Эти “особые условия“ были созданы развалом империи. Большевики сделали “шаг вперёд“ к федерализму, но не для того, чтобы на этом пределе навсегда остановиться. Они и позже отстаивали идею унитарного государства. Во второй программе РКП(б) было сказано, что “в целях преодоления недоверия со стороны трудящихся масс угнетенных стран к пролетариату государств, угнетавших эти страны.., как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, организованных по советскому типу». (КПСС в резолюциях. М.1970. т.2, с.45).  Позже резолюция II конгресса Коминтерна подтвердила, что «федерация является переходной формой к полному единству трудящихся», поскольку тенденция к единству даже всемирного хозяйства «вполне явственно обнаружена уже при капитализме и безусловно подлежит дальнейшему развитию и полному завершению при социализме». Знаменитый спор Ленина со Сталиным об автономизации отнюдь не касался этой отдаленной перспективы. Его суть не в пересмотре выводов науки и цели, а в точности учета реалий момента.

Зная это, честный человек не напишет сегодня, что большевики восстанавливали государство вопреки идеям коммунизма и марксизма, “вопреки своей интернационалистской и даже космополитической риторике”. Он напишет не “вопреки“, а “благодаря”. Он не опустится до лжи, что “до революции 1917 года русские социал-демократы, и, прежде всего большевики, твердо стояли на позиции прав наций… на полное самоопределение, и в этом их цели вполне совпадали с целями окраинных националистов, мечтавших о создании самостоятельных государств для своих народов на руинах Российской империи”. Он напишет правду о том, что между правом на самоопределение и его реализацией стоит партия, задача которой протестовать против отделения. Он вспомнит ленинские слова, что “мы обязаны воспитывать рабочих в “равнодушии” к национальным различиям”, что “социал-демократы угнетающих наций должны настаивать на “свободе отделения”, а социал-демократы угнетенных наций на “свободе соединения”, что иного пути к интернационализму и слиянию наций … нет и быть не может”(В.И.Ленин, ПСС, т.30, с.45).

Переход не был завершен, но в том вина тех, кто потом возвёл идею федерации в абсолют. Федерализм из способа решения классовых пролетарских задач, встроенного в специфику времени и страны, из ступени к преодолению отчуждения между народами превратился в свою противоположность. Национальные элиты однажды сделали из федерализма собственное право на определение судеб наций. И реализовали его в развале Союза.

Ничто у Вахитова не подтверждается фактами. Даже поставив задачу доказать, что «Сталин … был народным, российским и русским, а не европейским и интернациональным вождем», «что большевизм наполнился народным, национальным содержанием, что из идеологии мировой революции он превратился в идеологию российского и даже великодержавного, но нового социалистического патриотизма»,  Вахитов с нею не справился. Сталин сказал в 1949 году: «Нет социализма русского, английского, французского, немецкого, итальянского, как нет и китайского социализма. Есть один социализм марксистско-ленинский. Другое дело, что при построении социализма необходимо обязательно учитывать специфические особенности той или иной страны. Но социализм – это наука, обязательно имеющая, как и всякая наука, общие закономерности, и стоит лишь отойти от них, как построение социализма обречено на неизбежную неудачу» (Сталин И.В. соч., т.18, с.532). И этим он отрицает Вахитова полностью и бесповоротно. В этих словах не некое “народничество” Сталина, а верность науке. Именно потому он, принявший страну с сохой, оставил её с атомной бомбой, принял одинокой во враждебном мире и оставил её во главе мировой системы социализма, охватившей треть планеты.

Когда-то Маркс говорил, что «нет ничего хуже, чем положение маленькой страны, имевшей великую историю».  К сожалению, появилось и много худшее – положение бывшей великой партии бывшей великой страны, разгромленной по причине перерождения этой партии. Разве не унизительна безграмотная галиматья об “экспериментальном государстве, где пытались утопию сделать реальностью“? Разве не хуже ощущение продолжающегося идейного предательства и моральной деградации от публикации, в которой СССР объявлен продолжением “российской великой государственности”, а доказано это лишь словами монархиста Шульгина, что “белая идея переползла фронты гражданской войны и попала к красным, вследствие чего большевики, думая, что воюют за интернационал, воевали за Великую Россию”?

Самое гадкое, что в искренности редакции и Вахитова не приходится сомневаться. Но для них давно уже не существует “материалистическая теория политики” (Ленин). Они искренни, отрицая Науку большевиков и объясняя их победу “агитацией не среди студентов и профессоров, а среди рабочих и солдат, которые вчера были крестьянами и сохранили крестьянскую смекалку и хватку” (то есть, считая основной движущей силой русской революции – именно крестьянство – ред.).

Они не в состоянии осознать, что “красный звездолет” СССР рухнул именно потому, что экипаж-партия утратил основу навыков пилотирования – рациональное, научное знание – и потому изменил траекторию полета. Признавая за большевиками “недюжинные политические таланты и интуицию”, способность “виртуозно использовать живое творчество масс”, но, клевеща на науку марксизма, они делают из дела Революции “мистическую тайну русского самоспасения”, а из партии – “диктаторское государство в миниатюре”.

Что может быть горестнее для коммуниста, чем получить в праздничный день такое “поздравление”?

В. ЦВЕТКОВ, Э. СУХАНОВ

МОСКОВСКАЯ ОБЛ.