ЦЕНА ЖИЗНИ

Частная собственность священна и нерушима?

А человеческая жизнь?

Для владельцев частной собственности чужая человеческая жизнь, особенно, если это жизнь их наемных работников, ничего не стоит. Она – пыль, брызги волн… Сейчас человек есть, а через мгновение его – нет! И частный собственник спокойно нанимает на работу другого.

Несколько месяцев назад по Северному Причерноморью прошел шторм. Это обычное сезонное явление. Впрочем, тот шторм был сильнее, чем обычно. Ветер достигал 40 м/с. Это уже не шторм. Это ураган.

Выпуски новостей запестрели картинками вырванных с корнем деревьев, женщин из затопленного Бердянска, безутешно оплакивающих свое погибшее имущество… Их можно понять – в наше время имущество очень дорого стоит.

Но женщин, плачущих совсем по иному поводу не показали…

В Азовском море и на рейде Керченского пролива затонуло пять судов. Еще восемь были сорваны с якорей и выброшены на мель.

Спустя три дня после того урагана 20 моряков все еще считались пропавшими без вести. Хотя вода в море была ледяная и выжить в таких условиях – невозможно. Сейчас уже твердо можно сказать, что 20 моряков погибли. Но журналисты не показывают вдов моряков.

Власть, понятное дело, во всем обвинила природу. И все были озабочены спасением птичек и морских животных от разлившихся 5 тыс. тонн мазута из танкера «Волганефть».

Россия подала пример. Зубков через несколько дней после шторма заявил, что судовладельцы оплатят весь ущерб, нанесенный экологии. Но о погибших моряках он и не вспомнил.

Но почему судовладельцы? Они ведь не заказывали шторм! Зубков на это скромно промолчал. И Шуфрич промолчал. Однако причина есть.

После разрушительных рыночных реформ 90-х были практически уничтожены морские пароходства Украины и России. Суда за бесценок продавались на металлолом и за границу иностранным операторам.

Чиновники пароходств, имеющие доступ к некогда общественному имуществу, очень быстро сказочно обогащались, используя свои связи и знакомства за границей, разворовывали судоходные компании. Шло первичное накопление капитала.

Одновременно с новоявленными миллионерами появились толпы нищих, безработных моряков, готовых работать на любых судах и за любую зарплату. Морская рабочая сила стремительно дешевела.

И вот тогда новоявленные миллионеры от пароходств решили осчастливить моряков. Они начали закупать суда и организовывать частные судоходные компании. Но покупать океанские и морские суда они не хотели – очень дорого. А идиотов, которые продали бы им задарма хорошие суда не нашлось. И эти подонки начали хапать то, что было. По дешевке были скуплены целые флотилии речных и реко-морских судов в России. Понятное дело, что продавались уже списанные, уже отжившие свой век речные самоходные баржи. Силами экипажей они восстанавливались, красились, ремонтировались, На них устанавливалось морское оборудование.

Чиновники пароходств, опять же используя свои связи в Международном Регистре, отваливали взятки евроморчиновникам и оформляли списанные речные посудины, как морские суда. На просторы Черного и Средиземного морей вышли целые «армады» «Волго-Балтов», «Волго-Донов», «Волгонефтей». Но теперь они назывались красивыми женскими именами «Елена», «Лидия», «Светлана» – в честь жен и любовниц новоявленных судовладельцев. Как трогательно!

Моряки, правда, без особой радости потянулись в отделы кадров новых компаний. Хоть какая-то работа!

Автор этих строк сам участвовал в восстановлении одного такого «Волга-Дона». Это судно уже много лет стояло заброшенное в камышах порта Волжский (город-спутник Волгограда). Один предприимчивый одесский делец выкупил его. Говорили, – за 200 тыс. долларов.

Я видел своими глазами каторжный труд моряков, когда они оживляли этот еле плавающий труп, пытаясь «из дерьма сделать конфету». Я видел, как одесский делец привез свою любовницу в порт, чтобы показать ей новую покупку, и как расфуфыренная бабенка в норковой шубке с отвращением и презрением смотрела на грязных измотанных работой, замерзших членов экипажа, вкалывающих на ее любовника, а значит, и на нее.

А потом был шторм. Мы стояли в Севастополе, груженные металлоломом, предназначенным для итальянских меткомбинатов. По всему побережью дали штормовое предупреждение. Капитан был предупрежден. Мы могли подождать два-три дня. Но тогда судовладелец понес бы убытки, и его б… не купила бы себе новую шубку и еще один автомобиль.

Капитан мог бы идти вдоль берега в сторону Стамбула, но тогда бы он не сэкономил топливо, которое можно было бы продать нелегальным скупщикам в этом турецком порту, украв, таким образом, у судовладельца несколько тысяч долларов. Капитан оказался жадным.

Мы пошли напрямик. Через бушующее зимнее Черное море. А судовладельцу капитан слал сводки, что мы идем вдоль берега более безопасным, но более длинным путем.

Капитан понял свою ошибку, но было поздно. Мы повернули в сторону Румынского берега, до которого от Севастополя 12-15 часов хода. Мы болтались трое суток, борясь с волной и встречным ветром. Уверен, такого наш «Волго-Дон» не видел за свою долгую 30-летнюю жизнь. Он изгибался, как змея, вползая на очередную волну, его двигатели захлебывались и не справлялись с ветром, он кренился и черпал воду своими низкими бортами.

Мы получили поперечную трещину в корпусе и течь в трюме. Уверен, очень многие из экипажа думали в тот момент, как и я, что очень жаль, пройдя все моря и океаны, погибнуть в Черном море возле родной Одессы… Тогда обошлось…

Но море не прощает жадности и ошибок. Это мы еще раз увидели 11 ноября 2007 года в Крыму. Что же там произошло?

Речные суда, не приспособленные для плавания в море, но посланные туда судовладельцами, мирно стояли на рейде Керчи или проходили через пролив.

При первых признаках шторма, получив по радио штормовое предупреждение, все морские суда должны сниматься с якоря и уходить в открытое море, подальше от коварных мелей, – это закон мореплавания. В штормовом море морскому судну легче пережить шторм. Морскому, но не речному!

Когда срывается ураган со скоростью ветра в 40 м/с, речному судну все равно, где погибать: на якоре возле порта или в открытом море.

Тогда, 11 ноября 2007 года, разумеется, моряки это понимали и остались возле берега. Здесь у людей добавлялись шансы выжить… Но не у всех…

Этот шторм представлял собой агонию отжившего железа и живых людей. Пятиметровые волны разламывали стоящие на якорях старые речные посудины, разрывали им днище и опускали на дно или. срывая с якорей, выбрасывали на берег.

А человеческие тела так же бились в агонии или застывали в ледяной воде, погружаясь в свою могилу…

Не показали журналисты рыданий вдов моряков! А премьер-министры пообещали оштрафовать судовладельцев за причиненный экологии ущерб. Птичек им, видите ли, жалко!

Частная собственность священна и нерушима – чего не скажешь о жизнях наемных рабов – моряков.

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончится и сытая потреблятская жизнь жен и любовниц подонков – капиталистов. Мы еще увидим их истерики, когда они будут терять своих жадных мужей вместе со своими шубками и авто.

Восставший народ не знает пощады. Он хорошо помнит могилы шахтеров, нищих стариков и слезы моряцких вдов.

За все рассчитаетесь, господа!

Андрей ЯКОВЕНКО,

политзаключенный