Пока еще не поздно
«От
сумы и от тюрьмы не зарекайся», – гласит всем известная русская пословица. Ее действие
на практике мне пришлось испытать на собственном опыте.
77
дней я провела в горячей точке – в российской тюрьме. Если вы думаете, что в
тюрьме сидят матерые бандиты, которых нужно изолировать от общества, – вы
ошибаетесь, По другую сторону решетки, – на свободе, их намного больше. Среди
зэков популярна пословица: «Меня посадили за то, что мало воровал». Для примера
– одну из коллег по неволе посадили на полгода за сворованный
шампунь стоимостью 108 рублей. А в это время на свободе разворовавщие
миллиарды строят новые многоэтажные коттеджи на Рублевке
и в Швейцарии, покупают и продают футбольные клубы, яхты, самолеты.
Теперь
о том, как за решеткой оказалась я. Я не воровала, не грабила прохожих, ни на
кого не нападала, не продавала наркотики. Список обвинений, предъявляемых мне,
удивлял и охраняемых, и охранников: ст. 208 УК (создание незаконного
вооруженного формирования), 127 (похищение людей), 117 (истязание) и 239
(создание общественного объединения, сопряженного с насилием над гражданами).
Дело
в том, что мы вместе с друзьями организовали общественное объединение поэтов,
философов, политиков, для которых строчка из песни «Раньше думай о Родине, а
потом о себе» является основным жизненным принципом, – ПОРТОС (Поэтизированное
Объединение Разработки Теории Общенародного Счастья). В 2000-м году
экспериментальное предприятие нашего объединения, на котором мы вместе
трудились, изучая методы повышения производительности труда, писали стихи,
издавали газету «Теория Счастья», осваивали музыкальные инструменты, помогали
ветеранам, приобщали молодежь к здоровому образу жизни и т.п., было разграблено
Люберецким РУБОПом. Десять
тысяч книг, собранных в нашей библиотеке за несколько лет, – поэзия,
художественная, научная, учебная литература, были уничтожены в макулатурном
прессе РУБОПовцами. Трое моих друзей были арестованы
по сфабрикованному делу и отсидели за решеткой от 4-х до 5,5 лет.
И вот
22 мая 2008 года возле подъезда дома меня встретили шестеро сотрудников ФСБ в
штатском, предъявили свои корочки и, сказав, что я 8 лет нахожусь в федеральном
розыске, отвезли в прокуратуру, а оттуда – в ИВС. По дороге я спрашивала, зачем
6-м здоровым мужикам, вместо того, чтобы заниматься пресечением реально
растущей преступности в стране, тратить время на слежку за деятельностью
общественной организации. Их ответ: «А для нас идея намного страшнее
преступности»,– объясняет многие нынешние судебные процессы. За первые 10 минут
перепалок сотрудников ИВС и УВД, привезших меня, я
услышала столько матов, сколько не слышала за всю предыдущую жизнь. Потом –
заполнение бланков, снятие отпечатков пальцев, 20 метров по «продолу» (в переводе с тюремного сленга – коридору), лязг
«тормозов» (дверей), – и я оказалась в камере ИВС, которая соответствовала моим
школьным представлениям о тюрьме. В серый каменный мешок с постоянным
полумраком днем проникает мало света, потому что окна с двойной «решкой» (решеткой) изнутри закрыты металлической пластиной с
маленькими дырками, а вечером – тусклая лампа, расположенная в глубине ниши еле
светит. Как у Высоцкого: «и нельзя мне солнца, и нельзя луны». Под «сценой» –
деревянным настилом, на котором размещаются заключенные, постоянно скребутся
крысы, временами рыская по камере в поисках пищи. По ночам под окном лают и
воют собаки, которых кормят хоть и получше, чем
заключенных в ИВС, иногда добавляя к положенной для зэка баланде мясо, но явно
недостаточно. Температура в камере зависит от температуры на улице: когда меня
закрыли (посадили), было прохладно, и в камере, соответственно, было примерно
плюс 5, а в июльскую жару в ИВС под 30-35. За месяц на прогулочный дворик нас
вывели 3 раза по 10 минут; все обитатели камеры, в основном, курят, а через
дырочки в окне воздуха проникает мало, недостаток кислорода чувствуется очень
существенно.
Моими коллегами по неволе были и школьница-хорошистка, и
студентки-отличницы, и учительница, и экономисты, и даже бывшая помощница
прокурора, – треть зэчек, с которыми мне приходилось
встречаться, – с высшим образованием. Спектр преступлений – невыплата алиментов ребенку, кражи (самая
большая – на 700 рублей), мошенничество, убийство мужей (вторая по
распространенности статья), ну и больше всего, – наркоманок. На мой
вопрос, что их заставляет подсаживаться на героин и потом мучаться, они
невозмутимо отвечали: «А что тут такого, у нас в классе почти все кололись с
11-12 лет». Я и раньше, конечно, знала, что дела в стране плохи, но что до
такой степени, острее поняла, находясь за решеткой. Наркомафов
и коррупционеров крупного масштаба, с которых
начинается гниение общества, – а рыба, как известно, гниет с головы, – в
тюрьмы, как правило, не сажают. Сажают рядовых несчастных наркоманок, которым
никто в детстве не объяснил, для чего и как нужно жить, а современное общество
воспитало их в атмосфере озлобленности, лжи и равнодушия. А потом за несколько месяцев или лет неволи
среди постоянных матов, отсутствия человечной логичной мысли, недостатка
элементарных бытовых условий и информации из них сформируют более опытных и
хитрых преступников. По статистике, около половины всех отсидевших раз в тюрьме
возвращаются обратно. Конвейер современной правоохранительной (точнее, правозахоронительной) системы построен таким образом, чтобы
из оступившихся или, наоборот, размышляющих граждан сформировать преступников.
Ведь
даже книги – один из важных и необходимых элементов для воспитания зэка, в
тюрьме – огромный дефицит!
Книги,
которые для меня пытались передать с воли, не приняли, сославшись на то, что в СИЗО своя большая библиотека, а
из библиотеки книги не передают, потому что библиотекарь в отпуске. После
нескольких заявлений книги у моих друзей с воли приняли, но мне не передали,
так как отдел воспитания (в СИЗО есть такая должность – зам.начальника
по воспитательной работе) изучал, можно ли мне передать стихи Высоцкого и
Евтушенко, рассказы Шукшина, учебники по физике, математике, рисованию. Через
неделю одну из книг мне, наконец-то, принесли, а остальные удалось получить,
уже находясь на свободе.
Самое страшное на
любом месте, – быть никому не нужным, когда никто не ждет, и некуда идти.
Многие в тюрьме выбираются из плена иллюзий и начинают реально видеть свое
бывшее окружение и большинство оказываются там один на один со своей бедой.
Поэтому, пока не поздно, подумайте: «Кто принесет вам передачу в тюрьму, если
вас посадят, и кто будет бороться за ваше освобождение?»
Мне
повезло – мои друзья проводили митинги, пикеты, и к моей защите подключился
адвокат Михаил Трепашкин – сам бывший
политзаключенный, некогда полковник ФСБ, за честность и справедливость
уволенный и посаженный на 4 года за решетку. Через два с половиной месяца «отсидки» меня отпустили по решению Мособлсуда,
признавшего мое содержание под стражей незаконным (2 месяца в нарушение УПК,
Конституции и Европейской конвенции о правах человека я находилась за решеткой
без решения суда). А еще через 3 месяца рассмотрения дела в суде, когда
прокурор безрезультатно пытался найти свидетелей обвинения, оказалось, что
уголовное дело в отношении меня вообще не возбуждалось!
Когда
я вышла на свободу 6 августа, удивляло и радовало многое: небо, солнце, трава,
листья на деревьях, возможность идти и бежать в любом направлении,
разговаривать с друзьями, не слышать лязга тормозов, матов и окриков: «Руки за
спину, лицом к стене!».
СВОБОДА!!!!!
Надолго ли???
Очень
жаль, что сегодня в нашей стране за право видеть небо без решеток и дышать свежим воздухом нужно бороться. Какой быть нашей
стране дальше – зависит от каждого из нас. И пока еще не поздно, пока мы не
перестукиваемся в соседних камерах, нужно торопиться в объединении
конструктивных сил общества, в разработке идеи третьего тысячелетия, более
наукоемкой и победной. Ведь если не мы – то кто?
Юлия Приведенная