Новый «дика-данс»
От редакции. В «Литературной газете» было опубликовано интервью с
новым директором Третьяковской галереи Ириной Лебедевой («ЛГ», № 39–40), судя
по которому новый директор стремится весьма существенно изменить лицо
Третьяковки в пользу так называемого «актуального искусства». С этим не могут
согласиться многин художники, деятели искусства и, думаем, большинство посетителей музея. Ответ И.
Лебедевой также в «Литературной газете» дал доктор искусствоведения,
профессор Виталий МАНИН (приводим его в сокращении).
На протяжении веков
искусство менялось, но сохраняло свой стержень, форму познания и отражения
мира. Непременным свойством любого искусства является эстетический компонент.
Без него изображение жизни не становится искусством. По своему статусу
Третьяковская галерея является музеем изобразительного искусства и ничем иным.
В Москве есть музеи и других видов искусства – прикладного, театрального,
архитектуры. И, слава богу, что там драные ботинки,
половые тряпки и кучи песка не относятся к искусству, равно как и к профилю
музея. Совсем другое – в Третьяковке. Там в отделе современного искусства выставляются «экспонаты» именно
такого рода: ванна, принесённая с помойки (Г. Виноградов), чистые холстики без
всяких признаков изображения, названные «Автопортретом» (Ю. Альберт), и т.д., и
т.п. Очевидно, что подобные «экспонаты» не имеют никакого отношения ни к
Третьяковской галерее, ни к искусству вообще, ни к
изобразительному, в частности.
Судя по интервью, она
(И.Лебедева) пытается пересмотреть все принятые квалификации и в своей квазиреформаторской деятельности изменить лицо Третьяковки
до полной неузнаваемости… Очевидно одно – деятельность галереи должна быть
пересмотрена, равно как и история русского искусства, в свете принципов
самопровозглашённого «актуального искусства»... Какие конкретные действия можно
узреть, несмотря на их расплывчатость? Начнём с того, что музей должен стать
«предметным», то есть там может находиться любой предмет, вплоть до унитаза,
что, думается, и составляет непременное условие объявленной музеефикации.
Видимо, это и означает «стать музеем» нового типа», как выражается г-жа
Лебедева. Далее она декларирует «что музей станет местом коммуникации между
обществом и СМИ, между обществом и художниками, между музеем и детской аудиторией».
Но подобная «коммуникация» существовала с самого момента основания Третьяковки
как общедоступного музея… Далее речь идёт о
«привлечении самых разных слоёв населения – и по возрасту, и по социальному
статусу, и по образовательному цензу, и по финансовому». И опять возникает
вопрос: а что раньше, до её назначения на пост директора, существовали какие-то
ограничения для посетителей галереи с низким образованием, неподходящего
возраста, социального происхождения или финансового статуса?..
По сути дела, г-жа Лебедева
хочет найти нечто общее между изобразительным искусством и неизобразительным неискусством. Столь милая ей мысль об их гармонии –
бесплодна, ибо нельзя совместить несовместимое. Всякие
усилия примазаться к авторитету изобразительного
искусства бесполезны. Изобразительному искусству присущи функции, исходящие из
его сущности, – отражение жизни в её нравственном, социальном, философском
аспекте. «Актуальное искусство» в облике драного
сапога признаков искусства не содержит. Изобразительное искусство ищет смысл
жизни, постмодернизм выдумывает новую форму как смысл творчества, то есть
обессмысливает и жизнь и искусство… Ввспоминаются слова Сомерсета
Моэма: «Сколько глупостей творят люди и как мило при этом щебечут. Пожалуй,
лучше бы они уж больше болтали, но меньше действовали».
Всё это имеет политическую, а
вовсе не художественную подоплёку. Когда кто-нибудь из западных деятелей
начинает обвинять Россию в отсутствии демократии, в качестве первого же
аргумента выдвигается именно наличие «актуального искусства»: мол, у нас такая
же свобода, как у вас, – художники что хотят, то и творят. Этот политический
аргумент и погубил традиционное искусство.
Конечно, рассчитывать на то, что
в нынешних условиях государство будет вкладывать в изобразительное искусство
столько, сколько при советской власти, не приходится. Только Министерство
культуры СССР выделяло на закупки 10 миллионов рублей. Сегодня Минкульт РФ отделывается от
«несовременных» художников жалкими подачками, тогда как на сомнительные
авангардистские акции в виде голого Кулика средства находятся. Не говоря уже о
весьма щедрой поддержке из-за рубежа…
В экспозиции той же Третьяковки
практически отсутствует изобразительное искусство нового времени, сегодняшнего
дня.
Кор. А куда же оно делось?
За границу ушло. И немало –
около 30 тысяч произведений искусства. В Германии и Франции, Канаде и США,
Китае и Японии создано немало галерей современного искусства на основе работ
российских художников традиционного направления. Этот слой нашего искусства во
многом уже невозвратим.
Кор. Значит, на
Западе наше традиционное искусство как раз в чести?
Постмодернизмом они уже
наигрались, и он им поднадоел. Ведь он поддерживает интерес к себе
исключительно на эпатаже нравственных и эстетических ценностей. В таком
«художественном» экспонате, как ванна с мусором, глупо искать глубинный смысл,
тогда как в настоящем произведении искусства их скрыто множество, и человек
может постоянно открывать их для себя. Отсюда и интерес к нашему традиционному
искусству. Оно сохранило национальное своеобразие, которое европейская культура
почти везде утратила…
Когда Сталина спрашивали, что
такое соцреализм, он отвечал: просто пишите правду.
Когда этот термин появился, он не обозначал ни художественную теорию, ни
метод... Настроения в художественном мире были таковы, что художники сами
пришли к мысли, что надо писать настоящую жизнь… Существовал
и обычный реализм, отмеченный именами С. Герасимова, П.Кончаловского,
А.Дейнеки и многих других. В 60–80-х годах было создано немало замечательных
произведений другого поколения художников (Г. Коржев,
В. Иванов, Т. Салахов и др.). Но всех их «новаторы» предали забвению. И очень
обрадовались, считая, что сделали в искусстве нечто принципиально новое. А на
самом деле всего лишь перевернули писсуар и превратили его в фонтан… В стране возник новый «дикаданс»
– дикий упадок духа, неверие во всё, что казалось нашим предшественникам почти
незыблемым. Это общая тенденция, свойственная сегодня не только искусству, но и
прессе, телевидению, политике. Везде царит «новое мышление». Россия
превратилась в страну фикций…
Все процессы, происходящие в
культуре и в изобразительном искусстве, в частности, находятся в тесной
зависимости от развития капитализма в России. Правда, мы уже не говорим, как в
60-х годах: догоним и перегоним Америку. Но в области культуры мы уже догнали
эту «передовую державу», не заметив, что капитализм влечёт за собой массу
негативных последствий. В частности, развал национальных культур по всей
Европе. Мы тоже волочимся за Америкой, повторяя всю несуразность
их культурно-идеологических лозунгов. Поздравим капитализм с успехом, но также
и себя за «волочильность», успешно внедряемую в нашу
культурную практику.