Два проекта – развитие против деградации

 

В образовательном сообществе обсуждался вопрос: «Нужен ли нам новый закон “Об образовании”?». Обычный ответ заключался в следующем: «В прежний закон внесли много изменений, он неудобен для использования. Поэтому нам нужен новый законопроект».

Я уверен, что нам необходим новый законопроект только в одном случае, если он улучшит ситуацию в российском образовании, поднимет его качество, повысит социальные гарантии для тех, кто учится и учит и расширит академические свободы для участников образовательного процесса. Если же закон сведется к тому, чтобы просто-напросто привести в порядок существующие законодательные акты, тем более, если он ухудшит положение хотя бы некоторых из участников образовательного процесса, такой закон не нужен.

На наш взгляд, официальный законопроект представляет собой «паровоз для машиниста». То есть, он написан исключительно для управленцев, для них он может быть удобен. Что касается участников образовательного процесса, я рискну сказать: практически ни на один вопрос, волнующий образовательное сообщество, официальный законопроект не отвечает.

Мы претендуем на то, что наш законопроект (создан рабочей группой под руководством О.Н.Смолина – ред.) представляет собой «не паровоз для машиниста», а «локомотив для всех».

Для удобства и простоты понимания мы подготовили сравнительную таблицу, сопоставляющую содержание двух законопроектов.

В сравнительной таблице было 44 пункта, из них по восьми наши позиции совпадают с позициями Минобрнауки и правительства России – официальным разработчиком законопроекта, по 18 пунктам наши позиции расходятся до противоположности, и ещё по 18 мы предлагаем ответы на те вопросы, которые правительственный законопроект просто обходит молчанием. Назову некоторые пункты.

Первое – идеология.

Правительственный проект, по сути, исходит из того, что образование представляет собой часть сферы услуг; преобладающий термин – «образовательная услуга».

Наш законопроект почти не употребляет этого термина… Мы убеждены, что представление об образовании как об услуге или части сферы обслуживания сказывается буквально на всех параметрах нашей образовательной политики. Оно сказывается на том, что образование пытаются переводить на платную основу. Оно сказывается на том, что учитель рассматривается как продавец знаний, а родители или студенты – как покупатели этих знаний со всеми вытекающими отсюда последствиями. Помимо нижайшего социального статуса учителя, который опускать просто больше некуда, он еще приводит к тому, о чём сообщают средства массовой информации, Теперь не менее часто, чем учителя применяют физическое насилие по отношению к детям, дети применяют физическое и психологическое насилие по отношению к педагогу.

Второе – финансы.

Наш законопроект исходит из того, что без дополнительных вливаний в образование никаких образовательных реформ провести нельзя. В 1970 г. в Советском Союзе на образование выделялось 7% от валового внутреннего продукта; сейчас, по данным Общественной палаты, 3,5%, то есть, образование финансируется максимум наполовину от того, что было, и от минимальной потребности. Если хотим модернизации – меньше 7% выделять нельзя!

Третье – налоги.

Во всём мире образование налогов не платит или почти не платит. У нас было то же самое от Петра I до начала 21 века; в 21 веке с подачи не знаю кого, предполагаю, что Алексея Кудрина, была утверждена идеология, что все должны платить одинаковые налоги – образование наравне с Газпромом или Роснефтью. Соответственно, это приводит к уменьшению финансирования образования и дестимулирует вложения в образование.

Правительственный проект на эту тему не говорит ничего. Мы требуем, чтобы были возвращены положения, связанные с широкими налоговыми льготами для системы образования..

Четвертое – механизмы финансирования.

Правительство настаивает на подушевом финансировании, мы настаиваем на том, чтобы не менее 30% средств государственные муниципальные образовательные учреждения получали независимо от количества душ на реализацию программ.

Там, где пытаются вводить подушевое финансирование как единственный принцип, резко растёт неравенство возможностей в области образования и, соответственно, падает его качество.

Пятое – статус педагога.

 Под педагогом или учителем я понимаю педагогов или учителей в самом широком значении – от воспитателей детского сада до вузовского профессора. Правительство молчит. Мы предлагаем две основные позиции.

Позиция первая: средние ставки в образовании – выше средней заработной платы в промышленности, как и было в законах 1992 и 1996 гг. Сейчас в России по третьему кварталу 2010 г. – лишь 64%; по США – это, например, 129%. Опыт зарубежных стран показывает, что практически везде оплата труда в образовании, как минимум, выше средней заработной платы по стране.

Обращаю внимание на то, что именно учитель в широком смысле слова создаёт человеческий потенциал. Именно человеческий потенциал сейчас в Организации Объединённых Наций считается ключевым показателем успехов или неудач страны. И если мы не платим нормальную зарплату тем, кто создаёт человеческий потенциал, то, соответственно, мы обрекаем нашу страну на провал всех программ модернизации.

Второе положение – это положение не нами придуманно: более половины всех законодательных собраний регионов России обратились в Государственную Думу с требованием принять закон о том, чтобы по социальным гарантиям и пенсионному обеспечению учитель в широком смысле был приравнен к государственному служащему.

Кому покажется, что эти задачи нереальные, хочу напомнить, что, например, заработная плата профессора 25 лет назад составляла примерно десять прожиточных минимумов и равнялась заработной плате депутата Верховного Совета СССР.

В настоящее время бюджетная заработная плата профессора составляет три с копейками прожиточных минимума, то есть в три раза ниже.

Шестое – социальный статус студента.

Мы предлагаем, чтобы социальная стипендия малообеспеченного студента в учебном заведении была на уровне прожиточного минимума. Что касается академических стипендий, мы предлагаем приблизить их к советскому уровню: – 80% от прожиточного минимума. Это прямо сказывается на качестве образования. Резкое снижение качества высшего образования связано не только с тем, что у нас другая информационная среда, что у нас две трети студентов учится за собственные деньги, но и с тем, что прежде благодаря стипендии, студент мог учиться и подрабатывать, сейчас он работает и подучивается.

Седьмое – сельская школа.

19 тысяч сельских школ мы потеряли за послесоветское время, причём большинство из них не в лихие 90-е годы, а в обеспеченные 2000-е годы. Значит, вопрос не в деньгах, а в приоритетах государственной политики. Мы предлагаем положение, согласно которому:

      финансирование сельской и малокомплектной школы должно быть независимым от количества душ;

      не только закрыть, но и реорганизовать сельскую школу можно только с согласия сельского схода, поскольку в противном случае нашли лазейку: сначала сельскую школу превращают в филиал другой, большей сельской школы, а затем филиал закрывают без согласия сельского схода...

Далее. Как известно, правительственный законопроект требовал ликвидации начального профессионального образования как особого образовательного уровня. Мы получили огромное количество протестов по этому поводу – от десятков академиков, от профессиональных ассоциаций, от Виктора Садовничего, президента Российского союза ректоров, и Михаила Калашникова, изобретателя автомата. На общественных слушаниях 18 января, не какой-нибудь представитель радикальной оппозиции, а Игорь Павлович Смирнов, директор Института профессионального образования, говорил, что, пожалуй, единственная ассоциация, которая не выразила протеста по этому поводу, это Ассоциация геев России. Все остальные протестовали.

В нашем законопроекте мы сохраняем начальное профессиональное образование как особый уровень и, как нам кажется, делаем шаг вперед – мы вводим единое понятие «профессиональные организации» с тем, чтобы и современные ПТУ, и современные техникумы (колледжи), при наличии возможности, реализовывали программы как начального, так и среднего профессионального образования.

Далее. Мы по-прежнему настаиваем на добровольности единого государственного экзамена и совершенно уверены, что это правильный путь, поскольку обязательный ЕГЭ приводит к понижению качества творческих способностей наших детей, заменяет образование дрессировкой, а сверх всего прочего, приводит к тем историям, о которых мы слышим каждый год в период экзаменов.

Мы настаиваем и на добровольности участия в Болонском процессе.

 Заканчивая, скажу. Мы уверены, что образовательная политика является ключом к человеческому потенциалу, а человеческий потенциал является ключом к любой модернизации страны. Мы полагаем, что правительственный законопроект не делает практически нигде шагов вперед.

Наш законопроект обеспечивает, как мы считаем, научно-образовательный прорыв. А чтобы не быть голословным, я завершу тем, с чего, наверное, должен был начать, а именно, скажу о состоянии образования, в котором мы сейчас находимся. Я приведу только те данные, которые приводил министру образования и науки, когда он был в Государственной Думе.

Первое. Международные оценки. Организация Объединённых Наций в докладах о развитии человеческого потенциала определяет нам следующую динамику: если в советский период, по оценкам Центра изучения человеческого капитала, мы входили в тройку образованных, то четыре последних доклада дают нам 15 – 26 – 41– 54 места. Если мы будем двигаться дальше так, перейдем во вторую сотню.

Второе. Уровень естественной научной грамотности населения. Ещё в 1994 г., не кто-нибудь, а Мировой банк признавал, что по уровню естественного научного образования Россия выше стран Евросоюза, существенно выше.

В 2007 г. провели впервые, насколько мне известно, опрос по той же технологии, что и в Евросоюзе. Оказалось, не выше, а даже чуть ниже: 28% российского населения согласились с тем, что Солнце – это спутник Земли.

В 2011 г. тех, кто живет в докоперниковскую эпоху, стало на 4% больше – 32%. Вывод мой вполне определенный: Россия в 90-х годах пережила серию катастроф, среди прочего, с запозданием, и интеллектуальную катастрофу. Но если из некоторых других катастроф мы начинаем выбираться, то, что касается интеллектуальной катастрофы, благодаря проводимой в последние годы образовательной политике, она только углубляется.

О.Н.Смолин,

профессор, депутат ГД, руководитель движения «Образование для всех»

От редакции. Но выбраться необходимо, ради наших детей, ради будущего страны. Так что сейчас мы, как минимум, должны преградить дорогу правительственному проекту закона «Об образовании».

В настоящее время под давлением общественности и благодаря существованию альтернативы, представлена третья версия правительственного проекта Закона «Об образовании», в котором учтены некоторые предложения из альтернативного, но в сильно урезанном виде. Такой проект тоже не может устроить граждан страны. Продолжим борьбу за альтернативный проект.