Ребусы «свободы» и
«демократии»
1993 год. Москва. Центр. Полурасселенная коммуналка. Последнее
– весьма существенный момент: очень удобна для возникающих, как грибы после
дождя, частных контор. То бишь офисов.
Звонок в дверь.
– Кто? – Строители.
У двери мужчина. В
единственном числе.Но,
действительно, далеко не в беловоротниковой одежде. И
сразу с вопросом: – А почему вы здесь?
Я – тоже с вопросом, как мне
кажется, более логичным: – А где нам быть?
– А мы вашу квартиру купили!
Еще года два назад в подобной
ситуации самым естественным было бы спросить, благодушно или иронично, в
зависимости от настроения: «Шутите так оригинально?» или: «Что, сбежали, не
долечившись?»
Ныне беседу приходится
продолжить: – А нам куда? – любопытствую, что скажет. А сердце, чувствую,
грузно затопталось в грудной клетке.
– У нас бумага есть, – свое
отвечает.
По нынешним временам совсем
не шуточный ребус, а, видать, осведомленность в деловой каверзе.
– Прямо с жильцами?
Крепостное право, вроде, отменили. И давненько. Сто с лишком лет назад, – мечу
я свой бисер.
(А в скобках
замечу: ох, грядет, грядет это «право», если будем отсиживаться или голосовать
бездумно. Понакупят земли, а там и «право» это тут-как-тут,
пусть и под другим названием, но с той же рабской сутью: всегда и ко всем – что
хочу, то и ворочу).
– Мы квартиру вашу купили. У
нас документ. Нам ремонт делать надо, – отметает он мои исторические экскурсы.
И стоит неколебимо, как гранитное изваяние.
– По закону жилплощадь о прописанными жильцами не продается, – напоминаю с
торжествующим прищуром.
Строитель, конечно, не юрист.
Правда, и юристы ныне частенько бывают далеко не истовые правоприменители.
Да и законы у нас бывают такие... Но об этом как-нибудь в другой раз.
Но – вопрос: нужны ли в
данном случае специальные знания? Однако же, стоит пришелец, бубнит про покупку
и ремонт. Выношу развернутый паспорт и, осмотрительно вцепившись в него,
приближаю к его глазам. В глазах его мелькает то досада помехам, то тайное
удовольствие поразвлечься.
– Семнадцать лет прописки. По-сто-янной. Вот!
– У нас юрист хороший, –
уравновешенным тоном отвечает.
Этот ребус я разгадываю, не
долго думая. Видать, посланец от некой фирмы, которая с азартом восприняла
клич: создадим слой крупных собственников! – и раскрыла рот в
очередной paз покушать.
– Законы для всех писаны –
огрызаюсь я.
–Мы – многопрофильное
научно-производственное объединение, – речет с
достоинством.
– А жить, по
вашему, мы где должны? – спрашиваю, попутно пытаясь унять совсем
расходившееся сердце.
– А вы ходите, добивайтесь, –
строго поучает.
– А зачем мне добиваться? У
меня жилье давно есть, – ловлю его на несуразице, которая ему, вернее, его
хозяевам, таковой, видать, вовсе и не кажется.
– А у нас бумага…
а у меня прописка... а мы купили... а с жильцами не продается... а у нас
хороший юрист... а я знаю законы... а у нас бумага...
Нагруженное сердце топает по
грудной клетке. А язык из своей клетки, наконец, выскочил и сотрясает воздух на
тему: что же это творится?
Недолго. Потому как говорить
некому: фирменный посланец неторопливо направляется к выходу.
– Мы еще придем, – повернувшись,
спокойно обещает, И напоминает предвкушающим тоном: – У нас юрист хороший.
А взволнованные мозги долго
еще выдавали свою «продукцию»: ... нахваливают себя... стоят в церкви со
свечками... коммунизм им плохой… потому что жадность,
а не отзывчивость в душах... к христианству пристроились... одно оттуда взяли:
«не судите, да не судимы будете». А к кому это относится? Да к тем, кто, имея в
своем глазу «бревно», судит в чужом «соринку»... им выгодно мусолить, суть извратив: «не тронь, мол, нас. Сам Бог не велел». А в
христианстве сказано, как зло от добра отличить: «по делам их судите их». «По
делам да судите». Вот как!.
Это было началом очень современной истории, растянувшейся для меня на долгие
четыре, как в войну, года. Но я, благодаря депутатам (бывают и такие) не осталась без жилья. А немало было в этой «войне» и
таких, кто потерял не только кров, но и жизнь. Хотя лишится крова (жилья) в
нашей морозной стране – не значит ли смертная казнь с отстроченным, но
обязательным смертным приговором? Людоеды! Разве в северной стране можно быть
бездомным?
Кстати, не потому ли «кров» и
«кровь» почти созвучны, что без каждого из них не прожить?
Когда я вижу
бездомного пса, думаю: вот – несомненный друг человека, разве он не должен
иметь свой угол? Когда я вижу бездомного человека, разгадываю неотступный
ребус: зачем строить такую «свободу», которую сердцу тяжко видеть? И нет сил помочь, кроме как положить рублевую (иногда больше)
монету.
Или, может, силы наберутся, –
хотя бы, для начала, не сидеть всем по углам!
В.Н.Персова