Борьба классов отмечена на моей спине

 

Пришло сообщение, что товарищ Маркос Мартин Понсе, был жестоко избит тюремщиками в тюрьме Морон де ля Фронтера, в Севилье. Через некоторое время после случившегося ему удалось написать на волю. Приводим ротрывки из его письма товарищам.

 Привет! Надеюсь, вы уже знаете, что произошло со мной в карцере, хотя руководство тюрьмы делает все, чтобы продолжать держать меня в изоляции. Через два дня после произошедшего они поместили меня в одиночную камеру, чтобы я не мог никому сообщить, что они сделали со мною. Но благодаря солидарности вы узнали о моей ситуации в первый же день. Они нанесли мне жестокие побои, и я объявил голодовку.

С самого начала моего пребывания в этой тюрьме (три с половиной года назад), я заявлял о постоянных провокациях политического характера. Здесь стараются создать невыносимые условия для политзаключенных. Но я всегда требовал соблюдения наших урезанных прав. Я добился, чтобы в наказание не могли заставлять подолгу стоять на ногах, чтобы нас обеспечивали халатами во время повальных обысков; чтобы давали продукты и моющие средства каждый день; чтобы предоставляли прогулки во внутреннем дворе не менее 4 часов в день и др.

Но тюремщики, как фашисты, ненавидят политзаключенных. Их бесит, что я, несмотря на их происки, продолжаю быть человеком, имею контакты с рабочими, с антифашистской молодежью, продолжаю заниматься спортом, интеллектуально развиваюсь и улыбкой отвечаю на обычную враждебность.

Итак, 14 ноября в 9 часов утра за мной пришел один их таких воинствующих охранников. Было ясно, что они не уйдут пока не добьются своего, воспользуются любой придиркой. Тот, что обыскивал мою сумку, вытащил из нее небольшую коробку, в которой всегда находился мой обед (у меня осталась привычка каменщика) и заявил, что, начиная с сегодняшнего дня, это запрещено. В ответ на мое объяснение, он стал меня оскорблять, говоря, что обед хранить нельзя, схватил меня, толкнул внутрь камеры, так как не хотел, чтобы видеокамеры, расположенные в коридоре, смогли зарегистрировать избиение. В камеру вошли четыре тюремщика. Один из них коробкой с обедом бьет меня по лицу, следом остальные бросаются на меня. Я закрываю голову руками. Затем слышу, как один из них говорит: «Не здесь, Карлос, в двери других камер уже стучат заключенные». Действительно, баски устроили большой шум, показывая свою солидарность.

Мне надевают наручники и волоком тащат, несмотря на мои крики и осуждение товарищей. Предлагают мне раздеться. Я снимаю все кроме спортивных шорт и прошу халат. В этот момент получаю удар в лицо. Я падаю на пол, меня бьют ногами и дубинками. Бьют по голове, я начинаю терять сознание...»

Далее Маркос описывает продолжение этих издевательств, когда его после избиения привязали ремнями к кровати, связав ноги и руки. «Один из тюремщиков хватает меня за волосы и прижимает голову к кровати. Изо рта слюна с кровью и кусок зуба. Я почти целый! – с горькой иронией пишет Маркос. – Лежу один в спортивных шортах, с голым торсом и без тапочек, вижу, что они открывают окно, и поначалу утренний холод немного облегчает мои страдания. Но через несколько часов начинаю дрожать от холода и боли. В течение этого времени я несколько раз теряю сознание. Для меня это единственный отдых. Когда я в сознании, боль охватывает все тело.

Прошло 3 или 4 часа с тех пор, как меня привязали к кровати. Периодически входили тюремщики: “Ты еще жив, коммунистическая сволочь?”. Они хватают меня за волосы, наносят удары кулаками и уходят.

В 23 часа, когда произошла смена тюремщиков, они вошли ко мне, сказали, что развязывают, чтобы перевести в другую камеру. Я сообщил начальнику смены, что у меня выпала грыжа и ее нужно вправить. Они вызвали врача, которая, не раздумывая, сказала, что это результат пыток и избиений по спине, и сделала мне укол диклофенака. Меня поместили в соседнюю камеру, перетащив туда грязный матрас и одеяло. Там я провел остаток ночи и половину дня. Но в течение всей ночи спать мне не давали, ударяя ногой в дверь, оскорбляя меня, угрожая мне и оставляя зажженный свет...

На следующий день мне сообщили, что я буду в изоляции до тех пор, пока не решится вопрос о переводе меня в другую тюрьму, или они применят ко мне абсолютную изоляцию. Я думаю, что наступает время возвращения жестоких фашистских методов, так как капиталистическая система уже на грани.

Об этом я думаю в течение всего последнего времени. Также я думаю о своих товарищах, о моей подруге, о книге Ленина “Государство и Революция ” (у меня появилась возможность перечитать ее). Все это позволило мне выдержать эти пытки, зная, что каждый удар имеет политическое значение; что борьба классов отмечена на моей спине ударами и пинками. Эти удары обозначают борьбу классов, как в зеркале; они напоминают мне, что без жертвоприношений мы не решим ни одной революционной задачи, которые стоят перед рабочими.

Я мысленно встречаюсь с Че Геварой. Он говорит: «Мы готовы умереть, но услышав боевой клич, руки крепче сжимают оружие, и мужчины под стрекот пулеметов готовы к новым боям и победам».

Боевые объятия

Маркос Мартин Понсе

Далее товарищи Маркоса пишут: «Этот жестокий, дикий случай не должен остаться безнаказанным для администрации тюрьмы.

Сейчас Маркос находится в заключении в тюрьме «Пуэрто III».

Перевод А.А. Тимченко

 г. Смоленск.