Точка невозврата
Исполнилось 110 лет «Кровавому воскресенью» в Петербурге
9(22) января 1905 года
Внешняя сторона этого трагического события российской
истории хорошо известна. Утром 9(22) января 1905 года примерно 140 тысяч
рабочих Петербурга, с семьями, празднично одетые, с хоругвями, иконами и
царскими портретами двинулись с разных концов города к Зимнему дворцу, чтобы
вручить царю Николаю II коллективную петицию с изложением своих требований.
Шествие было организовано вполне легальным «Собранием русских
фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга», наследником зубатовских
рабочих организаций, и руководил им возглавлявший «Собрание» священник Георгий
Гапон. Гапон, в котором многие видели чуть ли не пророка, убеждал рабочих:
«Царь не знает наших нужд, мы о них ему скажем. Если он любит свой народ, то
исполнит его смиренную просьбу». А ещё священник уверял, что стянутые в столицу
накануне войска не посмеют стрелять в народ.
Однако, посмели. Брошенные
«любящим царём» на подавление «беспорядков» 40 тысяч войска самым активным
образом исполнили палаческую роль. Преградили всюду дорогу манифестантам, а затем
начали палить залпами в безоружную толпу и рубить разбегающихся
шашками. И падали замертво на снег люди, сжимающие в руках царские портреты.
Всего в тот день охранители самодержавия убили более тысячи и ранили более двух
тысяч человек. (Официальные данные о числе расстрелянных
были, разумеется, в десятки раз меньше).
Так петербургскому пролетариату преподали кровавый урок,
и посланные в него пули разнесли в клочья царистские иллюзии. Вечером того же
дня появились первые баррикады. Выражаясь современным языком, была пройдена
«точка невозврата», и в затылок самодержавию грозно задышала Первая русская
революция. Даже буржуазные идеологи вынуждены признать, что после 9 января
«положение драматически изменилось» и революционное пламя «разнеслось по всем
слоям общества».
Вообще же историография современной буржуазной России
безбожно искажает причины и смысл «Кровавого воскресенья». Врёт о делах
110-летней давности в том же духе и теми же словами, что врёт и о сегодняшних
делах, если они связаны с рабочим движением. Упорно именуя расстрел безоружных
людей «столкновениями», оправдывает царских палачей. Дескать, причиной «разгона
шествия» стал политический характер выступления. А политический характер возник
из-за того, что «лишённое надлежащего контроля властей «Собрание
фабрично-заводских рабочих» уклонилось от намеченных целей». В общем,
недоглядели, и, как негодуют буржуазные историки, «Собрание встало на путь
борьбы труда с капиталом» (ай-яй, какая промашка!)
При этом господа-историки помалкивают о бедственном
положении российского пролетариата, о том, почему в первых числах января встала
вся промышленность Петербурга, охваченная забастовкой, в которой участвовало до
150 тысяч рабочих. Помалкивают, откуда взялись требования петиции, что несли
царю: свобода рабочих союзов, 8-часовой рабочий день, созыв Учредительного
собрания, равенство всех перед законом, введение прогрессивного подоходного
налога (до чего свежо и современно это требование!).
С позиций сегодняшнего дня кажется непонятным, почему это
Николай Романов вместо того, чтобы устраивать побоище, не сыграл в благодетеля
и отца народа. Как ловко играет сегодня тот же В.Путин.
Вышел бы на балкон дворца, важно раскланялся, принял бы рабочую депутацию, как
предлагал Гапон, взял бы петицию, пообещал разобраться и т.п. Да в том-то и
дело, что не мог даже изображать благодетеля. Поскольку на рабочем классе, как
и на всём российском народе, лежал тогда такой груз бесправия, тяжесть которого
сейчас даже трудно представить. Затем он был опрокинут революцией и Советской
властью. А тогда директор Путиловского завода заявил забастовавшим в январе
рабочим, что предъявлять требования они не имеют права(!), и он их всех уволит.
А царское правительство в лице министра финансов В.Коковцова
добавило, что требования рабочих незаконны и неисполнимы. Отсюда и вывод
царской бюрократии, что допустить свободное шествие к Зимнему
означает капитулировать «перед чернью».
Более того. Уже после расстрела, подавления, произведённых
арестов (арестовали даже представителей интеллигенции, в том числе М.Горького, ходивших накануне к министру внутренних дел с
просьбой предотвратить кровопролитие) царские слуги пишут обращение к народу,
где от имени царя – обещания новых расправ и новых жертв в случае
повторения «бунтов». А про этот, как им казалось, подавленный бунт царские
сановники говорят, что рабочие были «введены в заблуждение изменниками и
врагами родины» (до чего знакомые мотивы!) и сейчас им надлежит вернуться на
работу и по-прежнему трудиться «в поте лица своего», остерегаясь «ложных
советников». То есть, тогдашняя российская власть искренне полагала, что
залпами царского войска она научила низы смирению, чтобы впредь неповадно было
с требованиями ходить.
Но только ошиблась власть. Трудовой народ вскоре ответил
таким «учителям» всполохами революции. После «Кровавого воскресенья» этот народ
руководствовался уже не словами униженной петиции царю («Мы – несчастные,
поруганные рабы...»), а призывом большевистской прокламации: «Не просить царя,
не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать
вместе с ним всю самодержавную шайку – только таким путём можно завоевать
свободу». Поэтому В.И.Ленин в написанной по свежим
следам статье «Начало революции в России» констатировал:
«Рабочий класс получил великий урок гражданской войны:
революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперёд так, как оно
не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни».
«Кровавое воскресенье» стало отправной точкой Первой
русской революции, без которой был бы невозможен прорыв к социализму в Октябре.
В этом смысл 9 января 1905 года. А урок из него состоит в том, что надо помнить
– эксплуататорские классы пойдут на любое преступление и любое зверство, чтобы
сохранить незыблемой свою власть и запугать народ. Для изменения положения
угнетённых не петиции и прошения «наверх» потребны, а такая организация борьбы
с эксплуататорами, которая покончит с их господством.
Александр Ставицкий