Из опыта кубинской революции

26 июля 1953 группа из 165 повстанцев во главе с Фиделем Кастро, рассчитывая на поддержку широких масс, выступила на штурм укрепленных казарм Монкада в Сантьяго-де-Куба. После двухчасового сражения революционеры потерпели поражение, многие были убиты, а остальные арестованы. Так начиналась Революция на Кубе, в которой поражение 1953-го года завершилось уверенной Победой левых сил 1 января 1959 г.

Книга члена ЦК компартии Кубы Марты Харнекер «Делая возможным невозможное. Левые силы на пороге XXI века (тезисы для развертывания дискуссии в левых силах)», 1998г., третья часть которой была издана на русском языке в виде брошюры в 2000г. на издательском комплексе «М», дает читателям ценный аналитический материал и не менее ценное руководство левым силам современности к действиям, проверенное опытом победивших революций, как Кубинской, так и Октябрьской. Приводим отрывки из названной брошюры.

... Для Маркса классовая борьба – мотор истории. Маркс дает нам знания, позволяющие видеть, в каком месте нам надо бороться, чтобы наше действие было наиболее эффективным, почему мы должны сражаться, чтобы изменить мир – в противоположность тезису механистического эволюционизма, проповедующему приход социализма как продукта присущих капитализму внутренних противоречий.

Поэтому Че не противоречит Марксу, утверждая, что задача руководителей – создать все условия для взятия власти, а не превращаться в простых наблюдателей революционной волны, рождающейся в гуще народа.

Че, без сомнения, был мечтатель в лучшем смысле этого слова, но это не значит, что он был волюнтарист. Как марксист, он знал, что желания, намерения и воля людей не всемогущи, что они должны учитывать объективные обстоятельства. Не надо путать волюнтаризм с упорством.

В другой работе он говорит, что объективные условия создаются голодом народа, реакцией народа на этот голод и террором, развязанным [властью], чтобы подавить эту реакцию, а также вызываемой этим волной ненависти, но не хватает еще субъективных условий, важнейшее из которых есть сознание возможности победы силовым путем перед лицом империи (США) и перед ее союзниками.

Фидель уточняет, объясняя, что они не собирались брать власть несколькими десятками бойцов, но имели целью партизанскими действиями создавать условия для революционной борьбы масс за власть. Они имели в виду использовать существующие объективные условия страны, в первую очередь – положение крестьян. Но им никогда бы не пришло в голову начинать партизанскую борьбу в сельской местности там, где нет латифундизма, где крестьяне – хозяева земли, в стране, где нет безработицы.

Согласно Фиделю, Движение 26 июля вступило в борьбу, исходя из серии предпосылок, среди которых: режим эксплуатации, существующий в стране, и убеждение, что народ желает революционных перемен, хотя пока еще и не слишком осознанно. Штурм Монкады и пропаганда программы его участников дали народу это осознание необходимости перемен, а затем, после высадки с “Гранмы”, военные успехи партизан дали массам уверенность в победе. Действия авангарда, таким образом, создавали не только субъективные условия для революции, но содействовали также окончательному формированию объективных условий, в том числе базового – кризиса верхов. Режим зашатался, когда его становой хребет, армия, оказалась неспособной остановить наступление Повстанческой армии.

Могут ли левые выставить альтернативу, несмотря на крайне негативное соотношение сил на мировом уровне? Ведь господствующая идеология утверждает, что альтернативы нет. И господствующие классы не ограничиваются словами, уничтожая всеми средствами альтернативы, угрожающие им, как это произошло в Чили с Народным единством, с Сандинистской революцией в Никарагуа, и как они 38 лет (на момент написания книги – ред.) тужатся в отношении Кубы.

К сожалению, многие левые попали в ловушку утверждения, что политика есть искусство возможного, заявляя о невозможности немедленно изменить положение вещей при существующем неблагоприятном соотношении сил и полагая, что им остается только быть реалистами, признать эту невозможность и оппортунистически приспособиться к существующей ситуации.

Если бы вышеизложенным образом думали рабочие начала века [ХХ-го], они никогда не отважились бы на борьбу с хозяевами, т.к. у тех была огромная власть, в первую очередь – власть выкинуть рабочих на улицу без средств существования. Борьба в таких условиях была самоубийством. Что тогда делать? Покориться эксплуатации, потому что сейчас невозможно выиграть битву, или бороться, чтобы изменить эту ситуацию, используя потенциал, присущий эксплуатируемым: наличие больших концентраций рабочих, их способность к организации, осознание ими себя угнетенным классом? Организация и единство рабочих, куда более многочисленных, чем их классовые враги, были их силой, но силой, которую надо было построить, и на этом пути становилось возможным то, что казалось невозможным.

Политика есть не искусство возможного, а искусство открыть потенциалы, существующие в конкретной ситуации, для того, чтобы сделать возможным то, что в данный момент кажется невозможным (выд. нами – ред.). Поэтому политика не может быть “реальполитик” (против которой выступал Маркс, говоря, что она консервирует ситуацию), потому что это значило бы принять решение не работать над реальностью, а адаптироваться к ней, не заниматься политикой самим, а оставлять это другим.

Этой “реальполитик” надо противопоставить политику, которая, не отрицая реальность, создавала бы условия для изменения этой реальности, делая то, что невозможно сегодня, возможным завтра.

* * *

Люди сыты по горло темной и коррумпированной практикой партий, не желают слышать послания, остающиеся только словами, не превращающимися в дела. Они хотят единства слова и дела.

Это отторжение политики и политиков не слишком страшно правым, но левым – другое дело. Левые – в той мере, в какой они стремятся качественно изменить общество, – не могут обойтись без организующего субъекта – политического инструмента – будь то партия, политический фронт или иная формула.

* * *

Много говорится о единстве левых. Несомненно, оно решающе для продвижения вперед, но речь идет о единстве для борьбы, для сопротивления, для изменения общества. Это не простое единство левых аббревиатур, под которыми могут скрываться и те, кто уже решил приспособиться к существующему режиму. И единство с подобными лишь ослабит, а не увеличит силы.

Не следует забывать. что есть сложение, которое складывает, сложение, которое вычитает, и сложение, которое умножает.

* * *

Головы людские формируются исторически, и через эти головы, – где в той или иной степени присутствует буржуазная идеология, – прочитывается опыт. Поэтому людям надо предоставить иные знания и опыт, которые позволят им изменить мировоззрение, понять глубинные причины эксплуатации и возможные пути освобождения от нее. Это, впрочем, не означает, что народные массы в определенных условиях не способны проснуться и разглядеть подлинные интересы иных социальных групп.

Ленин подчеркивал после февральской революции, что каждая революция означает резкий поворот в жизни огромных масс народа... И, так как поворот в жизни любого индивидуума многому его учит и дает большой опыт и сильные эмоции, революция дает всему народу в короткое время богатые и ценные познания.

Тем не менее, видение того, что революция учит больше, чем любая книга или выставка, не привело Ленина к мысли, что поэтому надо впасть в “базизм” (упование лишь на самодеятельность “базы” – низов) и отказаться от идеологической работы с населением. Напротив, констатировав по возвращении из эмиграции доверие, питаемое народом к буржуазному правительству, порожденное победоносной февральской революцией, давшей широкие политические свободы, Ленин считает задачей момента разъяснительную работу в массах о подлинно антинародном характере этого псевдореволюционного правительства. В противоположность тем, кто считает это задачей второстепенной, он настаивает, что это есть революционная работа в высшей степени практическая, потому что невозможно подталкивать революцию, которая “увязла” не из-за внешних препятствий, не потому, что буржуазия применяет против нее насилие... а из-за неразумения народа.

Отсюда – необходимость терпеливо разъяснять, что чаяния мира, хлеба, земли и свободы смогут реализоваться лишь тогда, когда станет понятно – не по книгам, а на собственном опыте, – что это будет возможно лишь тогда, когда рабочие и крестьяне возьмут власть, т.е. когда она перейдет к Советам.

Именно понимание необходимости диалектически сочетать разъяснительную работу и практический опыт позволили большевикам повести процесс. Разъяснительная работа сама по себе не могла изменить умы, но и практическое обучение само по себе тоже не могло создать движение, которое позволило бы объединить все располагаемые силы для общего удара в едином направлении. Когда народ убедился на практике, что это временное правительство есть буржуазное, продолжающее войну, и что от него народ не получает ни мира, ни хлеба, ни земли, – как и предупреждали большевики – большевики смогли завоевать авторитет, большинство в Советах и повести народ на революцию.

* * *

История многочисленных народных возмущений в ХХ веке убедительно демонстрирует, что одной творческой инициативы масс еще недостаточно для победы над господствующим режимом. Весна 1968-го во Франции – один из подтверждающих это примеров. Другие, более близкие по времени и пространству случаи – восстания на Гаити в 1987 и 1988, социальные взрывы, происходившие в Аргентине и Венесуэле, где городская беднота поднималась без ясной цели и штурмовала супермаркеты... И, наконец, – борьба больших масс панамцев, которые героически противостояли вторжению американских войск, но не смогли сражаться эффективно, поскольку не имели революционного политического руководства.

Несмотря на размах и боевитость, эти выступления не смогли достичь цели, как потому, что не были способны провозгласить программу, отвечающую чаяниям различных отрядов эксплуатируемых и угнетенных масс, так и из-за недостатка организованности, что не позволило достичь требуемой централизации сил, необходимой для свержения власти с мощными репрессивными аппаратами, предназначенными для внутренней войны.

История победивших революций, напротив, ярко показывает, чего можно достичь при наличии объединяющей политической инстанции, способной концентрировать усилия на наиболее слабом звене цепи противника.

Ленин указал блестящий пример такой инстанции: современная армия. Ее организация гибка и способна в одно и то же время объединять единой волей миллионы людей. Сегодня эти миллионы дома, по всем углам страны. Завтра, когда объявят мобилизацию, они сойдутся в назначенных пунктах. Сегодня они проводят месяцы в траншеях. Завтра приказ бросит их в атаку…. Это то, что называется организацией, когда во имя одной цели миллионы людей, объединенные общей волей, изменяют формы своих отношений и действий, изменяют места и методы действий, меняют оружие и инструменты в соответствии с изменяющимися условиями и требованиями борьбы.

Твердое организационное единство не только дает объективную возможность действовать; оно создает внутренний климат, делающий возможным энергичное вмешательство в события. Следует помнить, что в политике надо не только иметь разум, но и иметь его вовремя, вместе со способностью реализовать поставленную цель.