Черт с письмом

О городе Яровом

О городе Яровом, ранее пригороде Славгорода, в самом углу Алтайского края, на границе с Казахстаном, наслышан был, но быть не приходилось. А тут, случилось побывать по делам.

Ночь в пути на «пятьсот веселом», что останавливается на каждом полустанке, с иголочки железнодорожный вокзал Славгорода с упоминанием того что тут был «великий реформатор» Столыпин. В крае с некоторых пор имя его произносят не иначе, как только с придыханием...

И вот передо мной в солончаковой степи встал заброшенными корпусами огромный комбинат. Поражая величием и размахом.

Когда-то, трубя во все дудки, либеральная братва уверяла нас, что страну надо ополовинить, осуверенететить, оптимизировать до Сингапура, до этой островной лилипутии, и тогда райские чудеса рынка накроют нас с головой девятым валом ко всеобщему счастью.

Ныне нам, сыто улыбаясь и похохатывая, около этих руин, украшенных бижутерией торговых точек в лесу циклопических рекламных сооружений с эмблемой партии власти, предлагают праздники.

И выборы в день копки картошки.

Советская власть демонстрировала поразительную эффективность, которая нынешнему «эффективному собственнику» не снилась.

В глухомани, на солончаках, вдали от водных артерий, отгрохать такой комбинат союзного значения! А рядом — так любовно и город.

Город берет свои истоки от военных лет, когда здесь в степи у озера воздвигли трудом и упорством советского человека завод, на базе эвакуированного Перекопского химического завода, продукция которого была востребована Родиной для победы над врагом.

Мне город понравился. Уютный, симпатичный. Строили его основательно, любящие его люди.

А лето — прямо как в Средней Азией. Полгорода людей — ходят в плавках. Догадываюсь — курортники, туристы и отдыхающие. Оказавшись у разбитого в буквальном смысле корыта, город стараниями инициативных людей ищет теперь спасение в развитии туризма. На каждом углу – торговые точки. Вот бывший внушительных размеров книжный магазин — теперь торговый центр.

Сегодня сидит город на приморском бульваре, носящем имя прославленного первопроходца космоса Юрия Гагарина, и развлекает и ублажает туристов и отдыхающих, зарабатывая, таким образом, себе на хлеб. Другой работы в городе нет.

И складывается порой впечатление, что заводы грохнули, чтобы грохнуть рабочий класс. Чтобы в корне и окончательно поменять менталитет народа-труженика. Его героическую суть.

Труженика и созидателя превращают в курортную прислугу. Сельский туризм — заглавная тема воздыханий экономических форумов развития экономики и сельского хозяйства.

И приехали в город заморские советники

Беседую с Владимиром Петровичем Томиловым, долгие годы работавшим на производстве, а в девяностые лихие, в самый разгар — бывшим мэром этого города.

Биография у Владимира Петровича типичная для советского производственника. Работал на предприятии машинистом холодильной установки. Молодого человека завод направил на учебу в политехнический институт Омска, на факультет холодильных машин. Завод платил своему студенту повышенную стипендию. Тогда была распространенная форма подготовки кадров, когда предприятия или хозяйства учили за свой счет в вузах студентов. После окончания института — работал на родном предприятии мастером, начальником цеха, начальником отделения готовой продукции.

И первый у меня к нему вопрос:

— Почему комбинат грохнули? Это же было мощное предприятие, буквально несущее золотые яйца. Почему — бац! — и разом все пошло прахом? Его продукция стала в стране невостребованной?

— Да ни в коем случае, — отвечает тот, — Напротив, 65 % производства фреона в СССР приходилось на наш комбинат. А что такое фреон? — И загибает пальцы:— Это холодильники. Это кондиционеры. Это установки для пожаротушения. На базе производства фреона выпускалась внушительная гамма товаров бытовой химии. Кроме нашего предприятия, только в меньшем количестве, фреон выпускали еще Волгоградский и Запорожский химические заводы. Оборонка — само собой тоже занимала немалое место в ассортименте нашей продукции.

Тем более что предприятие наше в середине 80-х годов было самым решительным образом модернизировано, на нем введены были в производство новые технологические линии.

То есть, решительно ничто не предвещало такого финала, — говорит он с нажимом.— Но пришли в страну реформы.

На предприятие приехали заморские специалисты по приватизации. И, увидев в таком захолустье, по их меркам, такое мощное и современное производство, не уступающее лучшим зарубежным предприятиям, — схватились за голову. Перерыли, к ужасу и смятению нашему всю документацию. И сделав надлежащие выводы, укатили в Москву.

Оттуда, в скорости, приходит указание, со ссылкой на Киотские соглашения и Монреальский протокол, — производство фреона немедленно остановить. Таким образом, рубя под корень разом все производство.

А тут еще начали усиленно армию сокращать. Летит следом под откос и оборонный заказ.

Вот откуда весь этот — бац! — и появился.

На предприятии работало 5,5 тысяч человек. Цифра более чем внушительная для небольшого города.

Комбинат держал на своих плечах всю социалку. Два шикарных Дворца культуры. Великолепная поликлиника и больница, построеная на деньги завода. Плавательный бассейн – украшение города. В нем проводились и соревнования на кубок Сибири и России, и международные турниры по плаванию.

В городе было 7 школ и 6 детских садов.

От предприятия, находящегося сегодня уже под другой вывеской и в другом главке, остались крохи.

«Сегодня вся Россия нерентабельная», — слушая своего собеседника, с горькой иронией думаю я.

Рассказывают мне и о директоре Глебе Сергеевиче Верещагине, имя которого носил комбинат, человеке героической судьбы, усилиям и организаторской воле которого обязан своим рождением город, воздвигнутый в солончаковой степи в тяжелейших 1941-42 годах. Слушаю об этом и думаю: порой рассуждают о предприимчивости. Создать промгигант, город — да сегодня и близко ни один менеджер эффективный не стоял.

И еще одна примета нового лихолетья: в городе — погранотряд. В 18 километрах от города ныне проходит граница. От города, стоявшего некогда в самой глубинке территории страны и ставшего в одночасье приграничным!

Черт с письмом

Производства нет. Молодежь уезжает. Город пытается выплыть в половодье реформ и оптимизаций, накрывших страну, туризмом, той соломинкой, за которую хватается всякий населенный пункт, желающий как-то из этого половодья выплыть.

Что ж — ставка на туризм и курортное лечение имеют тут под собой определенное основание. Теплое лето. Озеро — с бромом. А раз так, то и в этой невеселой ситуации изобретательность человеческая может что-то придумать. Что? Насыпать песку на берегу этого озера и сделать для отдыхающих пляж. Рядом построить нетрудозатратные развлекательные балаганы. Пригласить на лето цирк из белокаменной, оттуда же заезжего хохмача. И попытаться, выражаясь словами народного просторечия, срубить копейку за два-три месяца летнего сезона.

А дальше что?

Ставка на туризм не решает, да и не может решить кардинально проблемы ни работы, ни содержания довольно внушительной инфраструктуры города. Даже если декретом президента и указами местных властей установить на все 12 месяцев в нем летний климат. Хребтом экономики были и будут индустрия.

На судьбе Ярового лежит тяжелая печать города, внесенного в федеральный список моногородов с наиболее обостренной социально-экономической ситуацией.

Таких ему подобных городов сегодня во внушительном правительственном списке ни много ни мало (вдумайтесь только в эту цифру — в ином европейском государстве столь городов порой не сыщешь!) — аж 319. Правда в рамках приоритетной программы «Комплексное развитие моногородов» до конца 2018 года российское либеральное правительство имеет намерение сократить их число — ни много ни мало,— аж на 18 пунктов. Зацените размах!

Идем по бульвару с пестрой ярмарочной канителью.

В начале его — безукоризненного исполнения внушительный монумент воинам, не вернувшимся со сражений Великой Отечественной.. Честное слово, достойный не только небольшого города, но, пожалуй, даже всякого областного и краевого центра.

А далее, на всю протяженность этого бульвара, носящего имя прославленного покорителя космоса, — уродливые карлы из бронзы, напоминающие творения Михаила Шемякина. Призванные развеселить то ли гостей города, ставшего в одночасье и приграничным и тут же курортным, то ли его жителей. Веселуха, так сказать в бронзе, которой заменили всюду теперь пафос сердец и созидания. Как впечатляющий знак нашей устремленности в «будущее».

Вчера в бронзе отливали то, что действительно достойно было этого: воинскую и трудовую славу народа…

Сегодня же, наряду с циклопическими рекламными щитами, другие персонажи в бронзе, к труду и созиданию не имеющие решительно никакого отношения, шастают по улицам и площадям наших городов.

Что явилось основой для творчества художников? Трудно сказать.

Я долго рассматривал заглавную фигуру в этой веренице персонажей — черта с письмом — так я его себе назвал — при всей моей литературной эрудиции мне опознать литературного героя в нем не удалось.

Присмотревшись, я вдруг делаю себе язвительный и одновременно веселящий душу вывод — а если вдуматься, ведь он, этот художник очень точно, передал в этом мчащемся персонаже суть нашего времени!

При всей разнице исполнения, в чем-то эта скульптура, перекликается, как мне кажется, и с монументом в краевом центре, изображающим мужика в онучах и с лукошком.

По улицам города, да и всех городов необъятной страны, так непросто ныне живущих, мчится на всех парах овеваемый сумерками времени-триллера черт с письмом, как точная и броская цитата всего того, что творится ныне вокруг нас. Как удивительный и точный символ переживаемого страной времени.

В. Бровкин

г. Барнаул