С приговором не согласен

 

10 июня Нахимовским районным судом Севастополя вынесен приговор секретарю отделения партии «РОТ Фронт» Валерию Большакову. После полуторагодового «рассмотрения дела» (следствие и суд) было «получено»: 2.5 года условно со всеми приложениями к этому – не выезжать, не руководить, в списках Росфинмониторинга значиться, два раза в месяц отмечаться. Это уже отработанная практика нынешней судебной системы – вывести левого активиста из активной политической деятельности.

Обвинение утверждало, что Большаков призывал к «насильственной смене власти в России – к свержению «путинского режима» и установлению «диктатуры пролетариата» насильственным путем. Защита настаивала на том, что он цитировал классиков марксизма и уже объявила о намерении обжаловать приговор в Севастопольском городском суде.

 На вопрос присутствовавшего на суде корреспондента СМИ Давида Аксельрода Большаков сказал, что подобным приговором правоохранительные органы решали сразу несколько задач.

 «Они, во-первых, повесили надо мной угрозу реального тюремного заключения – в течение более года судебного разбирательства. А во-вторых, они просто отомстили мне за то, что я пытался добиться расследования дела по избиению моей матери. В моем деле на стороне следствия или обвинения фигурировали фамилии все тех же лиц, с которыми я «воевал» в деле своей матери. Именно поэтому я просто не могу не обжаловать приговор. потому, что я принципиально неспособен смириться с таким беспределом», – сообщил Большаков.

Напомним, что еще в 2013 году мать В. Большакова была зверски избита с целью оказания давления на «слишком активного» сына, бывшего председателем Совета Рабочих Севастополя.

Публикуем произнесенное на суде так называемое «последнее слово» В.В. Большакова.

 

Ваша честь, уважаемые присутствующие.

Я не могу признать вину по выдвинутым против меня обвинениям. И дело не в страхе перед несправедливым наказанием, а в желании защитить взгляды, которых придерживаются миллионы людей в нашей стране и которые искажают представители власти или по недоразумению или сознательно.

У меня нет никакого «стойкого неприязненного и нетерпимого отношения к представителям иных» чем у меня взглядов, политических убеждений.

Я не проникался «идеями допустимости унижения человеческого достоинства» подобных групп.

Но я проникся идеей, что нынешний социально-экономический и политический курс государства России имеет антинародный характер. При нем все преимущества у крупного капитала и высших чиновников.

Это ослабляет Россию как страну и в конечном итоге приведет ее к разрушительному кризису.

 Я убежден, что говорить об этом открыто и честно не запрещено Конституцией и законами РФ.

Я являюсь сторонником коммунистических идей. А они распространяются и утверждаются в обществе не пропагандой экстремизма узкими группами людей, а движениями широких народных масс.

Мне приходилось критиковать тех, кто ведет пропаганду необходимости запрета коммунистических идей. Именно эти люди прониклись «идеями допустимости унижения человеческого достоинства», говоря языком обвинения. Именно эти люди несут нетерпимое отношение ко всем, кто стоит на позициях переустройства общества и создания социальной справедливости.

Именно эти люди хотят пойти по пути украинских властей, проводящих декоммунизацию. Они обесчеловечивают, дегуманизируют образ создателей Советского Союза. Того самого Советского Союза, который дал им образование, воспитание, медицинское обслуживание.

Эти люди призывают ко всему тому, в чем обвиняют меня. Но я не знаю ни одного факта судебных преследований подобных реакционеров.

Что касается обвинения в том, что я проникся идеями «допустимости насильственного изменения основ конституционного строя», или того, что я проникся «идеями допустимости нарушения прав, свобод, и законных интересов, унижения достоинства человека либо группы лиц, объединенных по признаку «представители власти», необходимо сообщить суду и всем присутствующим следующее.

Призыв к установлению диктатуры пролетариата, или слово «долой» в отношении нынешней власти вовсе не означает антиконституционных действий. Смена власти может быть и мирной и конституционной. История знает массу примеров этого. Венгрия 1918, Испания 1935, Чили 1970. С некоторой оговоркой к этим примерам можно отнести так называемые «бархатные революции» в большинстве стран Восточной Европы на рубеже 80-х/90-х годов.

С другой стороны, современное российское государство обязано своим рождением трагическим событиям 1991 года и кровопролитным, антиконституционным действиям октября 1993 года. И уважаемый суд не ставит под сомнения правомерность существования нынешней власти, одной из ветвей которой он является.

«Смерть диктатуре Путина», вовсе не означает физическую смерть, или причинение какого либо ущерба конкретной личности. «Долой полицейскую путинскую власть» вовсе не означает вооруженного, антиконституционного переворота. Подобно тому, как слова «Смерть партократии», «Долой власть коммунистов», популярные в 1991 году вовсе не означали физического уничтожения их. Ваша честь, в моем случае, слово «долой» означает крайнюю необходимость смены этой власти на более справедливую в отношении миллионов трудящихся нашей страны. Говоря о необходимости перехода к диктатуре пролетариата, я по сути призывал к расширению и упрочению российской демократии, упрочению конституционного строя, который бы опирался на интересы большинства и защищал бы это большинство.

И я бы хотел напомнить, что тезис о том, что народ имеет право отстаивать свои интересы, закреплен во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 году.

 В преамбуле этого документа говорится:

 …принимая во внимание, что необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения…

Иными словами, создатели документа вполне понимали, что подобная ситуация может возникать в разных государствах и пытались уменьшить вероятность таких событий, показывая потенциальным тиранам, к чему приведет их тирания и говорили о законности ликвидации тирании.

Ваша честь, уважаемые слушатели, современная Россия, как и ранее СССР, признают приоритет этого документа над отечественным законодательством.

Мои призывы к изменению существующей реальности, которые трактуется обвинением

– как пропаганда экстремизма,

– как призывы к насилию над конкретными людьми,

– как возбуждение против них чувства ненависти (и прочее),

не имеют ничего общего с официально выдвинутым обвинением.