Но ведь это коммунизм, «невозможный» коммунизм!

Будет

война

кануном —

за войнами

явится близкая,

вторая

Парижская коммуна —

и лондонская,

и римская,

и берлинская.

Владимир Маяковский

В 2021 году междунардный пролетариат отмечает славную дату – 150-летие Парижской Коммуны. Возвращаясь к ее истории, опыту, урокам, – все следующие поколения находили и находят для себя замечательные подсказки для борьбы за будущее справедливое общество трудящихся, для победы в этой борьбе.

Тогда, весной 1871 года, впервые в мировой истории власть в свои руки взяли рабочие Парижа. И хотя Коммуна просуществовала только 72 дня, она стала бесценным опытом для последующего коммунистического движения..

В самые кратчайшие сроки Коммуна провела следующие социально-экономические преобразования:

– старые силовые структуры были заменены отрядами Национальной гвардии;

– новая система управления предусматривала выборность всех служащих и их подотчетность перед вышестоящими органами;

– зарплата госслужащих приравнивалась к оплате труда квалифицированного рабочего;

– церковь отделялась от государства;

– создавалась система образования, общедоступная для детей всех граждан;

– промышленные предприятия, продукция которых шла на экспорт, были национализированы (в том числе Луврские оружейные мастерские и Национальная типография) и переданы рабочим ассоциациям (производственным кооперативам);

– на всех предприятиях устанавливался 8-часовой рабочий день и минимальная зарплата.

По примеру Парижской коммуны были созданы коммуны в ряде других городов Франции: в Марселе и Лионе, в Тулузе и Дижоне.

Однако против первого правительсьва рабочих объединились его классовые враги, своего рода Антанта того времени – буржуазные правительства Франции и Германии. Но роковую роль сыграли просчеты самой Коммуны. Вместо того чтобы, развивая инициативу, пове-сти наступление на версальских контрреволюционеров (правительство Тьера бежало из Парижа в Версаль – ред.), коммунары занялись внутренними делами и дали возможность буржуазии собраться с силами. Кроме того, много сил и времени забирала борьба фракций и внутри самой Парижской коммуны. Не следует забывать, что в состав Совета входили не только марксисты и близкие к ним люди, но и бланкисты, радикалы, бакунисты, прудонисты, левые прудони-сты и неоякобинцы.

В середине мая армия версальцев подошла к Парижу, а 21-го контрреволюционные войска ворвались в город. Началась «кровавая неделя». Уличные бои были невероятно ожесточенными и продолжались до 28-го. По приказу Тьера версальские войска уничтожали всех и все на своем пути. Они убили десятки тысяч трудящихся. Последние защитники Коммуны были расстреляны на кладбище Пер-Лашез 29 мая. 50 тысяч человек попали в тюрьму, а 7,5 тысяч – на каторгу в Новую Каледонию.

Сразу после падения Коммуны Карл Маркс опубликовал свое произведение «Гражданская война во Франции» . (написано в апреле — мае 1871 года в форме воззвания Генерального Совета I Интернационала), в котором разъяснил драгоценный опыт Коммуны. Пролетариат приобрел ценнейшее оружие для подготовки и осуществления социальной революции. К примеру, еще в 1852 году Маркс высказал гипотезу, догадку, что пролетариат должен не просто овладеть государственной машиной, но сломать ее, разрушить. И вот рабочие Парижа под давлением объективных потребностей борьбы стихийно совершили именно то, что предвидел Маркс. Коммуна, таким образом, дала возможность разработать и обосновать главное, основное в учении марксизма о государстве...

Советуя всем ознакомиться полностью с работой К. Маркса «Гражданская война во Франции», сейчас приведем лишь некоторые выдержки, итожащие выводы, которые позволил сделать исторический опыт Парижской Коммуны.

«Утром 18 марта 1871 г. Париж был разбужен громовыми криками: «Vive la Commune!» Что же такое Коммуна, этот сфинкс, задавший такую тяжелую загадку буржуазным умам?

По мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства…

Промышленность и торговля разрослись в необъятных размерах; биржевая спекуляция праздновала свои космополитические оргии; нищета масс резко выступала рядом с нахальным блеском беспутной роскоши, нажитой надувательством и преступлением. Государственная власть, которая, казалось, высоко парит над обществом, была в действительности самым вопиющим скандалом этого общества, рассадником всяческой мерзости».

Но, говорит Маркс, «Рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей…»

Описывая привнесенные Коммуной изменения, Маркс пишет: «Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы. Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое — чиновники всех остальных отраслей управления. Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства…

Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне.

По устранении постоянного войска и полиции, этих орудий материальной власти старого правительства, Коммуна немедленно взялась за то, чтобы сломать орудие духовного угнетения, «силу попов», путем отделения церкви от государства и экспроприации всех церквей, поскольку они были корпорациями, владевшими имуществом. Священники должны были вернуться к скромной жизни частных лиц, чтобы подобно их предшественникам-апостолам жить милостыней верующих. Все учебные заведения стали бесплатными для народа и были поставлены вне влияния церкви и государства. Таким образом, не только школьное образование сделалось до-ступным всем, но и с науки были сняты оковы, наложенные на нее классовыми предрассудками и правительственной властью.

Судейские чины потеряли свою кажущуюся независимость, служившую только маской для их низкого подхалимства перед всеми сменявшими друг друга правительствами, которым они поочередно приносили присягу на верность и затем изменяли. Как и прочие должностные лица общества, они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми.

Парижская Коммуна, разумеется, должна была служить образцом всем большим промышленным центрам Франции. Если бы коммунальный строй установился в Париже и во второстепенных центрах, старое централизованное правительство уступило бы место самоуправлению производителей и в провинции. В том коротком очерке национальной организации, который Коммуна не имела времени разработать дальше, говорится вполне определенно, что Коммуна должна была стать политической формой даже самой маленькой деревни… Собрание делегатов, заседающих в главном городе округа, должно было заведовать общими делами всех сельских коммун каждого округа, а эти окружные собрания в свою очередь должны были посылать депутатов в национальную делегацию, заседающую в Париже…

«Помещичья палата» отлично понимала (так называли коммунары правительство Тьера – ред.) — и этого-то она больше всего боялась, — что если Париж коммунаров будет свободно сообщаться с провинцией, то через какие-нибудь три месяца вспыхнет всеобщее крестьянское восстание. Потому-то она так трусливо спешила окружить Париж полицейской блокадой, чтобы помешать распространению заразы.

Коммуна сделала правдой лозунг всех буржуазных революций – дешевое правительство, уничтожив две самые крупные статьи расходов: постоянную армию и чиновничество. Самое существование ее было отрицанием монархии, которая является, в Европе по крайней мере, обычным бременем и неизбежной маской классового господства. Коммуна создала для республики фундамент действительно демократических учреждений. Но ни дешевое правительство, ни «истинная республика» не были конечной целью ее; они были только сопутствующими ей явлениями.

Разнообразие истолкований, которые вызвала Коммуна, и разнообразие интересов, нашедших в ней свое выражение, доказывают, что она была в высшей степени гибкой политической формой, между тем как все прежние формы правительства были, по существу своему, угнетательскими. Ее настоящей тайной было вот что: она была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда… (здесь и далее выделено нами – ред.). Народ Парижа с воодушевлением жертвует собой за Коммуну, ни одна из известных истории битв не знала такого самопожертвования.

Политическое господство производителей не может существовать одновременно с увековечением их социального рабства. Коммуна должна была поэтому служить орудием ниспровержения тех экономических устоев, на которых зиждется самое существование классов, а следовательно, и классовое господство. С освобождением труда все станут рабочими, и производительный труд перестанет быть принадлежностью известного класса.

Странная вещь: несмотря на все, что за последние 60 лет писалось и говорилось об освобождении труда, стоит только рабочим где-нибудь решительно взять это дело в свои руки, и тотчас против них пускается в ход вся апологетическая фразеология защитников современного общества с его двумя противоположными полюсами: капиталом и рабством наемного труда (земельные собственники являются теперь лишь безгласными компаньонами капиталистов). Как будто капиталистическое общество пребывает еще в девственной чистоте и непорочности! Как будто не развиты еще его противоположности, не вскрыты его самообманы, не разоблачена вся его проституированная действительность! Коммуна, восклицают они, хочет уничтожить собственность, основу всей цивилизации! Да, милостивые государи, Коммуна хотела уничтожить эту классовую собственность, которая превращает труд многих в богатство немногих. Она хотела экс-проприировать экспроприаторов. Она хотела сделать индивидуальную собственность реальностью, превратив средства производства, землю и капитал, служащие в настоящее время прежде всего орудиями порабощения и эксплуатации труда, в орудия свободного ассоциированного труда. — Но ведь это коммунизм, «невозможный» коммунизм! Однако те представители господствующих классов, — и их не мало, — которые достаточно умны, чтобы понять, что настоящая система не может долго существовать, стали назойливыми и крикливыми апостолами кооперативного производства. А если кооперативное производство не должно оставаться пустым звуком или обманом, если оно должно вытеснить капиталистическую систему, если объединенные кооперативные товарищества организуют национальное производство по общему плану, взяв тем самым руководство им в свои руки и прекратив постоянную анархию и периодические конвульсии, неизбежные при капиталистическом производстве, — не будет ли это, спрашиваем мы вас, милостивые государи, коммунизмом, «возможным» коммунизмом?

Рабочий класс не ждал чудес от Коммуны. Он не думает осуществлять par decret du peuple готовые и законченные утопии. Он знает, что для того чтобы добиться своего освобождения и вместе с тем достигнуть той высшей формы, к которой неудержимо стремится современное общество в силу собственного своего экономического развития, ему придется выдержать продолжительную борьбу, пережить целый ряд исторических процессов, которые совершенно изменят и обстоятельства, и людей. Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества. Вполне сознавая свое историческое призвание и полный героической решимости следовать ему, рабочий класс может ответить презрительной улыбкой на пошлую ругань газетчиков-лакеев и на ученые назидания благонамеренных буржуа-доктринеров, которые тоном непогрешимого оракула изрекают невежественные пошлости и преподносят свои сектантские фантазии.

Когда Парижская Коммуна взяла руководство революцией в свои руки; когда простые рабочие впервые решились посягнуть на привилегию своего «естественного начальства» — на привилегию управления — и при неслыханно тяжелых условиях выполняли эту работу скромно, добросовестно и успешно, причем высший размер их вознаграждения не превышал одной пятой части жалованья, составляющего, по словам известного авторитета в науке, минимум для секретаря лондонского школьного совета, — старый мир скорчило от бешенства при виде красного знамени — символа Республики Труда, развевающегося над городской ратушей.

Если Коммуна была, таким образом, истинной представительницей всех здоровых элементов французского общества, а значит, и подлинно национальным правительством, то, будучи в то же время правительством рабочих, смелой поборницей освобождения труда, она являлась интернациональной в полном смысле этого слова. Перед лицом прусской армии, присоединившей к Германии две французские провинции, Коммуна присоединила к Франции рабочих всего мира.

Коммуна предоставила всем иностранцам честь умереть за бессмертное дело… Коммуна назначила немецкого рабочего своим министром труда… Коммуна почтила героических сынов Польши, поставив их во главе защитников Парижа…

Великим социальным мероприятием Коммуны было ее собственное существование, ее работа. Отдельные меры, предпринимавшиеся ею, могли обозначить только направление, в котором развивается управление народа посредством самого народа. К числу их принадлежали: отмена ночных работ булочников; запрещение под страхом наказания понижать заработную плату наложением штрафов на рабочих под всевозможными предлогами — обычный прием предпринимателей, которые, соединяя в своем лице функции законодателя, судьи и исполнителя приговора, кладут штрафные деньги себе в карман. Подобной же мерой была и передача рабочим товариществам всех закрытых мастерских и фабрик, владельцы которых бежали или приостановили работы, с предоставлением им права на вознаграждение…

Как всякое правительство угнетателей, правительство Тьера старалось опорочить народное правительство. «Он объявил Парижу, что хочет только «освободить его от угнетающих его отвратительных тиранов» и что Париж Коммуны есть «всего-навсего кучка преступников».

Париж Тьера… был призрачным Парижем, Парижем francs-fileurs, Парижем бульварных завсегдатаев обоего пола, богатым, капиталистическим, позолоченным, тунеядствующим Парижем; тем Парижем, который со своими лакеями, жуликами, литературной богемой, кокотками наполнял теперь Версаль (Тьер перевел правительство в Версаль – ред.), Сен-Дени, Рюэй и Сен-Жермен, который считал гражданскую войну только приятным развлечением, который в подзорную трубу любовался происходившей битвой, вел счет пушечным выстрелам и клялся честью своей и своих публичных женщин, что спектакль здесь поставлен гораздо лучше, чем в театре Порт-Сен-Мартен. Ведь убитые действительно были мертвы, крики раненых не были поддельны, и кроме того драма, происходившая перед ними, была всемирно-исторической драмой.

Таков был Париж г-на Тьера, (добавим, как и уже буржуазная Москва, Москва октября 1993 года, наблюдавшая с набрежной Москвы-реки за расстрелом Дома Советов и его защитников! – ред.)

…После самой ужасной войны новейшего времени (война Германии против Франции – ред.) армия победившая и армия побежденная соединяются для совместной кровавой расправы с пролетариатом. Такое неслыханное событие не доказывает, как думал Бисмарк, что новое, пробивающее себе дорогу общество потерпело окончательное поражение, — нет, оно доказывает полнейшее разложение старого буржуазного общества. Высший героический подъем, на который еще способно было старое общество, есть национальная война, и она оказывается теперь чистейшим мошенничеством правительства; единственной целью этого мошенничества оказывается – отодвинуть на более позднее время классовую борьбу, и когда классовая борьба вспыхивает пламенем гражданской войны, мошенничество разлетается в прах. Классовое господство уже не может больше прикрываться национальным мундиром; против пролетариата национальные правительства едины суть!

После троицына дня 1871 г. не может уже быть ни мира, ни перемирия между французскими рабочими и присвоителями продукта их труда. Железная рука наемной солдатни может быть и придавит на время оба эти класса (работа Маркса писалась до поражения Коммуны – ред.), но борьба их неизбежно снова возгорится и будет разгораться все сильнее, и не может быть никакого сомнения в том, кто, в конце концов, останется победителем: немногие ли присвоители или огромное большинство трудящихся. А французские рабочие являются лишь авангардом всего современного пролетариата.

Европейские правительства продемонстрировали перед лицом Парижа международный характер классового господства, а сами вопят на весь мир, что главной причиной всех бедствий является Международное Товарищество Рабочих, то есть международная организация труда против всемирного заговора капитала……

…наше Товарищество есть лишь международный союз, объединяющий самых передовых рабочих разных стран цивилизованного мира… Это Товарищество не может быть искоренено, сколько бы крови ни было пролито. Чтобы искоренить его, правительства должны были бы искоренить деспотическое господство капитала над трудом, то есть искоренить основу своего собственного паразитического существования.

Париж рабочих с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества. Его мученики навеки запечатлены в великом сердце рабочего класса. Его палачей история уже теперь пригвоздила к тому позорному столбу, от которого их не в силах будут освободить все молитвы их попов.

О значении Парижской коммуны для последующего революционного движения очень хорошо сказал писатель Н. Молчанов: «Умри и возродись!» – сказала история Коммуне словами Гете, и глубокая боль в сердце всемирного пролетариата, вызванная гибелью коммунаров, породила такую ненависть к буржуазии, такое стремление продолжать их дело, что социалистическое движение сразу вышло из пеленок и вступило в пору возмужания. Иллюзии, навеянные различными школами утопического, мелкобуржуазного социализма, стали быстро рассеиваться, как рассеялся дым над горевшим в мае 1871 года Парижем.

(Из статьи В. Тайнова

«Парижская коммуна»)