Александр Коммари
Красноармеец
на краю Галактики
Вполне
реальная фантастика
Письмо
(Орфография и стиль сохранены,
приведено в сокращении)
«Дорогой товарищ Гляссер! Пишет вам рядовой красноармеец 3-го полка 51-й
дивизии Иван Миронов, член Российской Коммунистической рабочей партии
большевиков — РКП(б), убитый 8-го ноября 1920 года на
Турецком валу во время штурма Перекопа.
После того, как врангелевская
белая пуля попала мне прямо в сердце и я умер за
святое дело рабочих и крестьян, оказалось потом, что умер я не насовсем. То
есть я погиб и умер, но потом ожил в очень странном месте, которое, как
выяснилось позже — даже не на нашей Земле. Потому что меня с помощью какой-то
очень мудреной науки подобрали товарищи инопланетчики,
которые много лет наблюдают за нашей планетой, забрали
к себе и оживили.
Звучит все это очень необычно, и я даже в первый момент
засомневался, не оказался ли на Небе. И что, значит, попы были правы, а вы,
товарищ комиссар, нет. Но, к счастью, потом я убедился, что никакие это не
ангелы и серафимы, а такие же существа, как и мы. Только наука у них обогнала нашу на тысячи, если даже не больше лет, и они могут даже
мертвых оживлять.
А еще они могут летать к другим звездам и вообще умеют
многое из того, что очень бы пригодилось трудящимся у нас на Земле...
Люди они оказались хорошие, и, само собой, у них там был
коммунизм, то есть никакой эксплуатации человека человеком, частной
собственности, религиозного дурмана и вообще полная власть трудового народа.
Мир мне их очень понравился — умные машины, всяческая
техника, хлеба, мяса и сахара вволю, то есть вообще у них там
таких проблем нет, что было очень непривычно поначалу, после наших
временных трудностей, вызванных бешеной борьбой контрреволюции против Советской
Власти...
Меня многому научили там пользоваться из их изобретений,
а человек я смышленый, в церковно-приходской школе был первым учеником, хотя
отец Федор меня и не любил, потому что я уже с мальства
сомневался в его сказках про сотворение мира.
Относились ко мне с огромным уважением, историки
записывали мои рассказы про то, как мы дрались с немцами, с петлюровцами, с
интервентами, с атаманами всех мастей, потом вот с деникинцами
и врангелевцами.
Я бы с удовольствием там погостил еще, но совесть большевист-ская стала заедать — я
прохлаждаюсь у инопланетчиков в коммунизме, а в это
время мои товарищи сражаются на Земле за дело мировой революции. В общем, так я
им и сказал: Спасибо, что оживили, что показали ваш мир,
теперь у меня в десять раз больше желания, чтобы и у нас на Земле тоже было так
же хорошо, как у вас, но пора и честь знать, в смысле, что надо мне назад, на
Землю, в мою родную 51-ю дивизию, тем более что партвзносы
не плачены уже неизвестно сколько, а у нас с этим строго.
А они мне тогда и рассказали, что тут нужен я им очень. Что в галактике нашей — а это все звезды в одной куче, сотни
миллионов звезд, и что у многих звезд есть планеты, и там тоже трудящиеся
бьются против паразитов и эксплуататоров, потому что законы товарища Дарвина
насчет эволюции универсальны, и что иногда им нужно помочь, если они сами
совсем уж не справляются. И для того сформирована своя Красная Армия,
которая этим всяким разным созданиям и помогает, если совсем уже дело худо и
никаких перспектив на освобождение трудового народа не видно.
И фильму мне показали, и не одну, про то, какие дела на
некоторых планетах делаются. И, скажу я вам, товарищ комиссар, когда я смотрел
фильмы эти, волосы у меня на голове шевелились. По сравнению с тем, что
некоторые устраивают с себе подобными, даже наша
контра — это так, сущие дети. Долго рассказывать, чего я увидел и прочел еще
потом, но это действительно страшные дела...
И вот, значит, просят меня помочь им — сражаться за дело
революции во всей нашей галактике.
Ну, я что, раз они меня к жизни вернули, то надо ребятам
помочь... Так что думал я недолго и согласился. Но с условием — коли жив останусь, то чтобы вернули меня на родную мою планету —
Землю. Они спорить не стали...
И началась моя борьба за дело галактических трудящихся.
Нас много было в отряде, с разных звезд, и как-то так получилось, что вышел я у
них даже за старшего. Существа были разные, иногда
крайне чудные, но все настоящие солдаты революции, и каждому я готов хоть
сейчас рекомендацию в партию дать.
Бывало нелегко. Особенно в ядре нашей галактики, когда из
черных дыр какая-то сволочь полезла. Звери, хуже колчаковской
контрразведки. И вооружены до зубов. Но ничего, и их
мы разбили...
Что я только в этой галактике не перевидал — а как
вспомню Россию нашу, село родное, мамку с батей, ребят
деревенских и девчат, солдат нашего полка, коммунистов из ячейки — аж слезы на
глаза. Хотя и не годится большевику плакать.
В общем, попросился я в отпуск...
Согласились. Но сказали, чтобы я был готов ко всякому.
Потому что пока меня не было — многое на Земле, мол, изменилось. Ведь лет-то
прошло немало.
И, товарищ Гляссер, не
обманули. Впрочем, они обманывать и не могут, потому что коммунизм у них.
А у нас, в России, как оказалось, Советская власть пала,
и к власти пришли последыши царя, Деникина и Врангеля.
Даже знамя у них такое же, полосатое.
Я было сунулся к местным коммунистам, чтобы на учете
восстановиться и партвзносы заплатить — мне инопланетчики и справку с печатью дали, что я не груши
околачивал все эти годы, но коммунисты там какие-то странные оказались. Как я
потом уже узнал, там полный меньшевизм проник и даже хуже Каутского и
Бернштейна, хотя уж куда, кажется, хуже. Даже поповщина!..
Ну и дела в России совсем не радовали. Все ровно так, как
товарищ Ленин и говорил — что или власть рабочих и крестьян, или снова в
рабство. И, что хуже всего, даже не понимают, что в рабстве живут.
Но я и похуже дела видел, пока в галактике был. Поездил
по стране, пообтерся, обстановку изучил как следует, людей нашел. Настоящие
коммунисты всегда и везде есть и будут, как без этого.
Опять же, инопланетчики мне
кое-что из своих устройств дали, как оказалось, крайне предусмотрительно. Так
что помозговал я немного, как лучше за дело приняться — и опять пошел в бой за
дело Революции…»
***
Ядерный боеприпас, пусть даже и тактический, штука
страшная. Офицеры ФСБ и Росгвардии,
вылезшие из спец-БМП, сконструированного для того, чтобы действовать на
площадке, пораженной ядерным ударом, могли убедиться в этом своими глазами.
Хотя и сами они были в тяжелых костюмах противорадиационной защиты и смотрели
на окружающее через толстые стекла.
Вокруг был пейзаж, напоминающий учебный фильм, снятый совет-скими на развалинах
Хиросимы.
— Ищите, — сказал генерал подчиненным. — Какие-то следы должны
остаться... Если найдете — награда будет такая, как вам и не снилось. Потому
что с такой техникой нам никто не страшен. Американцев на уши поставим!
Те принялись отдавать приказы по радиотелефонам...
Из-за развалин — скорее всего бывшей церкви, выехал
другой спец-БМП. Из него неловко вылез офицер в ядовито-желтом костюме, подошел
к генералу. Отдал честь.
— Вам надо это видеть, товарищ генерал. Тут недалеко,
можно пешком.
«Скорее бы дурацкое „товарищ“
отменили», — подумал генерал, идя вслед за офицером. – Все-таки много еще от
совка дурацких рудиментов осталось, слишком много».
Они вышли на то, что было когда-то центральной площадью
маленького русского города на Урале. Такие же расплавившиеся, как пластилин,
здания, черный цвет и белый пепел. Эпицентр ядерного взрыва был явно рядом.
Но посередине этого хаоса и разрушения генерал увидел
ровный круг, в центре которого стоял типичный провинциальный памятник Ленину:
серый гранитный постамент с надписью и черный бюст на нем. Внутри круга
оказался небольшой газон, на котором безмятежно росли цветы и зеленая трава, у
подножия памятнику лежали несколько засохших букетиков. «Наверное, с 22 апреля
остались», – подумал ошеломленный генерал.
За пределами круга были черные расплавившиеся камни и
превратившаяся в какое-то подобие лунного грунта земля. А внутри — зеленая
травка, цветы, и этот памятник ровно посредине.
— Это как же? — спросил офицер в ядовито-желтом костюме
противорадиационной защиты. — Как такое может быть?
Генерал долго молчал. Потом достал из кармана телефон
спецсвязи, набрал номер. Рукой в резиновой перчатке это было сделать крайне
тяжело, но он смог...
— Да, — раздался знакомый голос после нескольких гудков.
Генерал представился.
— Как там? — спросил тот, кому он звонил. — Вопрос
закрыт?
— Нет, — ответил генерал. — Вопрос не закрыт, господин
Президент. И, боюсь, мы его закрыть не в состоянии. Не можем в принципе.
На том конце повисло молчание.
— Все так плохо? — спросил, наконец, собеседник. — Даже
ядерный удар не помог?
— Нет, — ответил генерал. — Не помог…
***
Письмо
(окончание)
«…Сказали мне инопланетчики,
что доставят вам, товарищ комиссар, это письмо. Они даже со временем умеют
обращаться! Хотя, как говорят, дело это даже для них непростое. А я займусь тут
своим привычным делом.
Москву и Петроград очистим от белых, а потом уже надо
Киев, Баку и Ташкент. Сволочи развелось везде немало,
ну, решим мы этот вопрос. А тогда и за Мировую Революцию примемся. Потому что
не дело это — жить людям разумным под буржуями. Ни в нашей галактике, ни в
России, ни на Земле.
Да! И Кольке Гагарину из деревни Клушино
Гжатского уезда, тот, из 2-й роты который, скажите,
что его один потомок-сродственник будет первым человеком, который в космос
улетит. Вот так!
С коммунистическим приветом,
Рядовой солдат
Мировой Революции
Иван Миронов»