Воспоминания очевидца

Про октябрь 93-его написано и сказано уже столько, что вряд ли стоит вдаваться в подробные описания. Могу лишь сказать, что и семья моя, и родные комсомольцы несли вахту у Белого Дома с самого 21 сентября — с момента объявления ЕБНом антиконституционного указа № 1400. Нашу палатку с надписью «РКСМ» ранним утром 4 октября раздавил танк — слава Богу, что в ней в тот момент никого не было — кто-то грелся у костра, кто-то пошел в подъезд, кого-то отрядили за водой…

Мы дежурили у здания парламента посменно, через день. Судьба была ко мне благосклонна — утром 3-его октября истек срок моего дежурства, я сменилась и поехала домой. Обратно я должна была приехать утром 4-го…

Таким образом, самый разгар восстания я наблюдала по домашнему телевизору. Увидев, что началась стрельба, я вскочила и засобиралась обратно — у меня в Белом Доме находилась мама, она тогда работала в депутатской фракции «Отчизна», и я знала, что она там. Но дед запер квартиру на ключ со словами: «Дочь, кажется, я уже потерял, не хочу потерять ещё и внучку». Я плакала, пыталась выбить дверь, но безуспешно. Ранним утром я увидела, что по Белому дому хреначат танки, начался пожар, и здание горит. Ближайшие двое суток были, наверно, самыми чёрными в моей жизни — я знала, что мама в здании, а сделать ничего не могла. Прошли два мучительных дня, и утром 6-го октября мама вернулась домой…. Я с трудом её узнала — три дня назад, когда мы с ней последний раз виделись, это была здоровая, красивая женщина с тёмно-каштановыми волосами, а вернулась состарившаяся, разбитая, с потухшими глазами и абсолютно седой головой. Она почти сутки пролежала в насквозь простреливаемой комнате, прикрываясь от пуль трупом какого-то омоновца. Вывели маму некие сердобольные медики, проверявшие здание на предмет раненых и убитых, дали ей белый халат и по-дружески посоветовали порвать и сжечь парламентское удостоверение, закосив под медсестру.

Вечером мы запихнули нашего комсомольского вожака Игоря Малярова, уже объявленного к тому времени в федеральный розыск, («опасный государственный преступник» — !) в минский поезд, и началась его эмиграция, продлившаяся вплоть до объявления Думой амнистии всем участникам. Мы периодически навещали его в разных городах, и даже ухитрялись проводить там выездные Бюро и Пленумы ЦК РКСМ.

В ельцинском Указе №1661 запрету подлежало всего 6 организаций, среди которых РКРП и наш РКСМ, хотя было нам от роду всего 9 месяцев (мы образовались в январе того же 1993-го). Таким образом, мы функционировали нелегально почти 3 года — только в 1996 нас легализовали и зарегистрировали, и то после ряда всяческих ухищрений с нашей стороны. КПРФ, заметьте, в Указе не было — ей дали спокойно жить и участвовать в декабрьских выборах.

С тех пор я «нежно люблю» газету «Московский комсомолец» — в одном из октябрьских номеров на первой странице было напечатано объявление, что за любую информацию о местонахождении государственного преступника Игоря Малярова МК выплачивает 10 000 долларов. Милые нравы нашей свободной независимой прессы.

Дарья Митина