Путевка в «жизнь». Философский
рассказ
Пишу тебе, дедуль, это письмо, хотя прекрасно знаю, что
ты его не прочтёшь. Не придумали ещё
такой почты, чтобы доставляла умершим корреспонденцию, даже если адресат —
Герой Советского Союза и ветеран Великой Отечественной, а герои и
ветераны, как водится, бессмертны. Но уж
извини, такая у меня привычка — каждый раз на твой День рождения сочинять тебе
письмо. Не изменю ей и теперь.
Знаешь, а ведь Ленка школу окончила. Да…
Совсем взрослая девушка, без пяти минут студентка. Хорошо окончила, без
троек. Нас на выпускной звала. Мама с отцом не смогли,
они в Кисловодске лечатся, а я вот с работы вырвался — не бросать же сестрёнку.
Так что, получается, наведался на главный школьный праздник страны. Я, дедуль,
тебе из-за этого события по большому счёту и пишу.
Странные вещи с молодёжью творятся, плохие. Я хоть и не
старик, а уже ворчать начинаю — мол, в наши дни и трава зеленей была, и воздух
чище… Чушь, конечно, в наши дни тоже немало дряни было, но тогда как-то не ощущалось — то ли по
молодости, то ли не так эта дрянь цвела, что гораздо
вероятнее. Отчётливо осознал я витающую в воздухе неправильность только
несколько лет назад, и подтверждения не заставляют себя долго ждать.
… Стою во дворе школы, курю. Жду Лену. Она дома с платьем
возится — просила не заезжать, прямо во дворике
дождаться. Из дверей школы выкатываются две девицы, Ленкины одноклассницы.
Вроде не пьяные — пьяных бы их, наверное, не пустили, но так надрывно гогочут,
что трясутся окна первого этажа.
— Ну ты прикинь, я на этой
математике грёбаной перетрухала,
как сучка! Думала — пипец мне! Но ништяк, по кайфу всё.
— Ага, жесть. Ничё, Алён,
бухнём сёдня от души. Заслужили.
Девицы тормозятся около меня, ничуть не смущаясь ни своей лексики, ни громогласного хохота. Я их знаю — это
Даша с Алёной, были у Лены в гостях пару раз.
— О, здрасьте. Вы ж Ленкин
парень, да? Она будет? Чё-то дозвониться не могу.
— Я её брат. Лена будет, но чуть позже.
На глупом кукольном личике Алёны, в этот момент ужасно
похожей на Маньку-Облигацию из «Места встречи…»,
появляется весёлое недоумение.
— Прикольно! А я думала, вы её бойфренд. Жалко, офигенной
парой смотритесь.
Двери с треском распахиваются, и на улицу вылетает, как
пробка из бутылки, патлатый молодой человек в чёрном
смокинге с бабочкой.
— Эй, тёлки! Свобода, мать её! Дембельнулись!!!
Ловко хлопает обеих девиц по филеям, несолидно
подпрыгивает. На мое замечание, что только что чуть не ударил незнакомого
человека дверью, бурчит что-то в духе: «Не стой где попало, дядя» и несётся за
школьную ограду. Рыжая Даша и кукольная Алёна хихикают, подбирают подолы своих
блестящих платьев, с трудом спускаясь по ступеням на
высоченных каблучищах. Вслед парню с бабочкой летит
прокуренный Дашин крик: «Славик, бухалово не забудь
подвезти! А то Танька, стерва, сказала, что на три
класса всего четыре бутылки шампусика будет!»
Танька — это Татьяна Владиславовна, классный руководитель
11-го «Г».
Погода портится, захожу внутрь школы. За турникет меня не
пускает сонный толстый охранник, поэтому сажусь на стульчик возле парапета и
продолжаю ждать. Дважды пробежала взад-вперёд Татьяна Владиславовна, дружелюбно
помахала мне рукой, утирая пот с полного красного лица. Хорошая женщина, и
педагог хороший. Но этот выпуск у неё — последний, больше классное руководство
на себя не берёт. Говорит, очень тяжело.
— Валентин Витальич, добрый
день! А Леночка будет? С ней всё хорошо?
— Здравствуйте, Татьяна Владиславовна. Да, будет чуть
позже.
У них в классе двое мальчишек после школы отравились
выхлопным газом, за два месяца до выпуска. Хотели «словить кайф»,
но не рассчитали сил. Вместо выпускного — реанимация и
морг. Теперь классная руководительница беспокоится о своих учениках в два раза
активнее.
Пока сижу — слушаю обрывки болтовни проходящих мимо ребят
из разных классов.
– … давай, выпускной — отличный шанс! Напоишь её, и
понеслась!
– … и тут мы ему в харю — ррраз! Я справа, Никитос слева,
Санёк под дых! А нехрен выделываться! Мы — седьмой
уже, а он шестиклашка только, сопляк!
– … а с клея тоже хорошо забирает, хотя спайсы круче. Вчера с пацанами
возле школы закинулись…
Наконец, подходит Лена. Красивая она у меня — просто
картинка. И платье такое – розовое, в пол, как у её куклы Барби,
которая на антресолях сейчас валяется. С Ирой идёт, подругой из параллельного
класса. Посмотрела на меня, смутилась чуть-чуть. Всё никак не могу понять — то
ли Ленка меня стесняется при друзьях, то ли наоборот — друзей своих при мне.
— Валь, ты это… Проходи, мы
сейчас. Олег Андреич, это мой брат, пропустите. На, держи, я твой паспорт
захватила…
… Потом слушали высокопарные речи директора, который
торжественно поздравлял всех с окончанием школьной учёбы и вручал дипломы.
Противный мужичонка, мерзавец,
если уж совсем по-честному. Лена рассказывала, что он покрывал продажу «травки»
прямо у ворот школы. А испуганным учителям, к которым дети приходили под
действием купленной здесь же дури, сладко улыбался —
не волнуйтесь, Марь Вановна, идите-ка на урок.
Сохраните место и зарплату в полном объёме. Многие учителя не выдерживали,
увольнялись. Поэтому его речи о высокой миссии школы звучали до гнусности лицемерно, и ребята в зале чувствовали эту фальшь.
Они слушали с ухмылками, но тихо. Наверное, в голове у большей половины уже приятно маячили выпивка и гулянка.
Сегодня ночью их главная цель — напиться вопреки бдительным учителям, чтобы с
весёлым хрюканьем ползти по тротуару и позабыть о трудном ЕГЭ с грядущим
поступлением. Это для них — доказательство своей взрослости, серьёзного настроя
к жизни.
А поутру вчерашних школьников, в блевотине
и праздничных лентах, будут извлекать из придорожных кустов
и приводить в чувства. Кому повезёт больше — развезут по домам родители.
Что происходит с этими славными мальчишками и девчонками?
Ведь это — выпускной, их путёвка в жизнь, первый серьёзный шаг в неё… Тогда почему они уже успели грохнуться в самую грязную
часть этой жизни, как свиньи в лужу, и даже не помышляют отмыться? Откуда эти
потухшие пресыщенные взгляды, это хамство,
почитающееся за норму, мат-перемат на каждом углу?
Неуважение к старшим, желание удовольствия любой ценой, алкоголь и наркотики с
шестых классов… И у большинства детей полные семьи,
вполне любящие родители.
Я плохо помню свою учёбу в школе — больше двадцати лет
прошло. Помню только, что и у нас хамили учителям, срывали уроки, кое-кто под
конец обучения выпивал… Но это не было нормой.
Учителя, услышав на уроке матерок пятиклассника, не отводили
глаза со стыдливой беспомощностью. Стервозы и мерзавцы не были образцами для подрастающих поколений.
Что не так, дедушка? Что не так?!
Знаешь, мы много спорили при твоей жизни. Я втихую
посмеивался над твоей яростной верой в грядущий коммунизм, неизменным
«Капиталом» на полке, в десятый раз рассказанными байками о пионерах-героях… Тогда всё это казалось ненужным и смешным, все гнались за
чем-то новым, лучшим, а твои идеалы презрительно считали старьём. И я,
восемнадцатилетний балбес, радостно встречал развал
СССР, потому что как из рога изобилия посыпались жвачки и «Фанты», потому что
со всех телеэкранов нам бодро обещали «демократию». А вот баба Нюра, такая же смешная пламенная коммунистка, как ты,
видимо, знала, к чему идёт дело, потому что умерла в тот же год, не пожелав
смотреть на разыгравшуюся в стране вакханалию. Но я тогда не понимал… И многие не понимали. Что ж, мы дорого за это заплатили,
очень дорого — судьбами наших детей, которых нынешнее общество так безжалостно
превращает в скотов.
Ведь эти несчастные дети стали таким не сами по себе. Мой
Лёнька вот тоже целыми днями пропадает в интернете, потому что мы с Олей
работаем с утра до ночи, чтобы обеспечить ему репетиторов и отдать кредиты, а
на ребёнка времени всё меньше. Вчера был скандал — я выключил его любимых
«Ментов-3» или как там назывался этот сериальчик…
Десятилетний пацанёнок всерьёз доказывал мне, что он уже достаточно
большой, чтобы смотреть про маньяка-каннибала, и я не имею права запретить. Вот
так вот, дед. Не имею права. Обаятельные маньяки, удачливые воры, бесстрашные
бандиты — вот на кого он смотрит, вот с кого учится строить жизнь. Не «с
товарища Дзержинского», как ты любил повторять, а с этой кодлы. Новые образцы для девочек — шикарные
проститутки, успешные стервы, гламурные
дивы. Не Зоя Космодемьянская и не Искра Полякова — ведь это вчерашний век.
Ладно, что-то я разнюнился, ушёл
в философию. Не то у нас время, чтобы нюниться,
волчье время. Дашь слабину — сожрут. А за Лёньку с
Ленкой буду бороться изо всех сил — уже борюсь. Не позволяю пудрить их мозги
лживой пропагандой из телеящиков, даю нужные книжки,
объясняю, что на самом деле произошло в девяностые годы. Чтобы
понимали, чтобы оставались людьми… Есть у меня
надежда, что не всё ещё потеряно для России. Дойдёт до них, до других молодых
ребят… И, глядишь, придумают они что-нибудь, вернут то
общество, которое мы по дури своей позволили у нас отобрать. Обновят его,
улучшат. Сейчас главное — борьба за умы молодёжи, борьба с огромным Спрутом,
утягивающим мальчишек и девчонок в свою зловонную пучину. У Спрута много
щупалец: жажда наживы, потребительство, эгоизм,
распущенность и ещё чёрт знает что... А самого Спрута правильно твой Маркс
обозвал, самому Спруту имя «Капитализм». Это он уже почти четверть века плодит
у нас в стране уродов, ему выгодно, чтобы мальчики
брали пример с бандитов, а девочки — с проституток, чтобы исчезали простейшие
основы нравственности. Чтобы было «укради, отними, ограбь соседа!» На этом
держится Спрут, этим живёт. Экономист из меня паршивый, по-научному разложить
не могу, но пишу тебе, как вижу. А Маркса твоего на досуге почитаю, если будет
у меня этот самый досуг. Хочу лучше про Спрута понять, чтобы Ленке с Лёнькой
суметь объяснить. Помнишь, как у Стругацких: «Не зная, где сердце у спрута, и
есть ли у спрута сердце…» А надо знать, знать и понимать, чем в это гнусное сердце бить, каким мечом-кладенцом.
Про это твой Маркс, вроде бы, тоже написал.
Ну, дедуль, давай, закругляюсь я с письмом. И так «Войну и мир» в отдельно взятой тетрадке настрочил. Не знаю,
как там у вас — надеюсь, что неплохо. Не знаю, как будет у нас — надеюсь, что
тоже. Во всяком случае, мы очень для этого постараемся.
Твой внук,
Валентин
Алёхин
Пересказал А.Красик
От редакции. Справедливости ради заметим – ситуация в школе не
повсеместная, но, к сожалению, весьма и весьма распространенная.