Что ждет СКП-КПСС?

(Размышления после ХХХ съезда СКП-КПСС)

Итак, позади XXX Съезд СКП-КПСС. Он состоялся в Москве 1-2 июля 1995 г. По сравнению с предшествующим это был представительный и полномочный форум коммунистов разрушенного СССР. На него прибыли делегации от подавляющего большинства компартий государств, образованных на территории  еще  недавно  великой  страны.  Они  представляли  более  1 миллиона 300 тысяч коммунистов.

Съезд стал важным событием для всесоюзного коммунистического движения. Он продемонстрировал, по крайней мере, три существенных момента. Во-первых, коммунистическое движение сохранилось или восстановилось во всех ликвидированных республиках СССР. Во-вторых, компартии укрепляются, набирают политический вес и завоевывают на свою сторону все большее количество трудящихся. В-третьих, хотя и медленно, но идет продвижение к единой компартии.

Съезд одновременно укрепил имевшиеся ранее основания для большой тревоги за судьбу коммунистического движения. Что это за основания?

СКП-КПСС вобрал в себя партии и движения с весьма противоречивым спектром идейно-политических взглядов. Можно утверждать, что сегодня во всесоюзном комдвижении сформировались или формируются группы, течения, а то и целые партии, придерживающиеся от леворадикальных до социал-демократических взглядов включительно.

В России давно заявлено о появлении “новых коммунистов”, сделавших “идеологический рывок”... от марксизма. Их лидер прямо заявил, что он отказывается от экстремистских тезисов о классовой борьбе и воинствующего атеизма. Он не признает принцип пролетарского интернационализма. Он отвергает революционные методы борьбы с режимом, приписывая им свойство развязывания гражданских войн. Он доказывает возможность воссоединения “красного” и “белого” идеалов и установления “здорового баланса межклассовых интересов”, призывает народ поверить в то, что религия “наиболее надежно и полно выражает идеал, к которому он стремится и который хотел бы воплотить”. Из последнего положения последовал практический вывод: в компартию можно вступать и верующим без всяких ограничений и сосуществовать в ней с атеистами. Эти и множество других шагов “на пути идеологического оздоровления” (так выражаются “новые коммунисты”) фактически являются шагами на пути подмены коммунистической идеологии идеологией “современного народничества”, государственного патриотизма и т.п. И лидер “новых коммунистов”, не стесняясь, “предположил”, что “дальнейшая эволюция российского коммунистического движения будет происходить в сторону формирования широкого народно-патриотического фронта”. То есть, “новые коммунисты” открытым текстом говорят о своей псевдокоммунистичности.

И можно было бы, наверное, не делать из этого особой проблемы, если бы, во-первых, речь велась о незначительной части комдвижения, о неавторитетных лицах. Но, к сожалению, “новые коммунисты” прописались в самой крупной компартии России – КПРФ, а их лидером является лидер этой партии. Во-вторых, если бы в СКП-КПСС действовал принцип равноправия, то есть, все компартии, члены СКП-КПСС, были бы равноправны по отношению друг к другу. Но фактически этот принцип в СКП-КПСС давно не работает, и КПРФ давно обеспечила себе в Союзе компартий привилегированное положение. Как это произошло?

Задолго до XXX Съезда в Политисполкоме Совета СКП-КПСС ключевые посты заняли представители КПРФ. Достаточно сказать, что большинство заместителей Председателя Совета – члены КПРФ. Через это большинство руководство КПРФ сумело провести на Пленуме СКП-КПСС решение о норме представительства на XXX Съезд, нарушающее принцип равноправия компартий, входящих в Союз. Вместо равного количества делегатов от каждой компартии Пленум под давлением руководства СКП-КПСС установил пропорционально-равное представительство компартий на Съезде, а именно: один делегат от 4 тысяч коммунистов и по 10 делегатов от партий и движений с численностью менее 40 тысяч человек. В результате равноправие компартий, предусмотренное в п.8 Устава СКП-КПСС, было заменено их неравноправным положением. КПРФ, прибыв на Съезд делегацией из 138 человек (всего на съезде было 452 делегата), получила изначально огромное преимущество по отношению к любой другой компартии при отстаивании своих позиций. Ведь другие компартии прибыли на Съезд делегациями в основном из 10-20 человек. Самые крупные делегации после КПРФ насчитывали всего 48 (КП Грузии), 36 (КП Украины) и 35 человек (РКРП).

На Пленуме СКП-КПСС, состоявшемся накануне XXX съезда, был поставлен вопрос о том, чтобы восстановить равноправие компартий при принятии решений и голосовать по принципу “одна партия – один голос”. Согласились с тем, что он будет применяться при голосовании по принципиальным вопросам, к которым были отнесены, в частности, новая редакция Программы и Устава СКП-КПСС, название Союза компартий. Однако во время съезда это решение Пленума без всяких объяснений было аннулировано и голосование по всем вопросам велось с участием всех делегатов. Нетрудно предположить, что отмена принятого решения состоялась по воле руководства КПРФ и была проведена им через своих представителей в Политисполкоме.

Используя свое преимущество по отношению к другим компартиям (почти треть своих делегатов съезда, большинство в руководстве Союза компартий, причем на ключевых постах, свои представители на постах руководителей основных комиссий – программной и уставной), КПРФ сумела закрепить его и на будущее.

В Устав СКП-КПСС была введена весьма оригинальная норма: “Съезд СКП-КПСС... избирает Совет СКП-КПСС и контрольно-ревизионную комиссию СКП-КПСС из равного числа представителей входящих в СКП-КПСС партий, движений и других коммунистов по предложению совещания глав делегаций партий-членов СКП-КПСС, участвующих в работе съезда” (ст.16). С точки зрения нормальной логики – это явно противоречивая, если не сказать абсурдная, норма. Она имела бы какую-то логичность при прежней редакции Устава, в которой допускалось вхождение в СКП-КПСС отдельных групп коммунистов, не являющихся членами компартии, состоящей в Союзе компартий. Но принятая редакция Устава допускает вхождение в СКП-КПСС только компартий. Следовательно, “другие коммунисты”, о которых идет речь в рассматриваемой статье, не могут не быть членами одной из компартий – члена СКП-КПСС. Это значит, что если в состав Совета включаются и “другие коммунисты”, то автоматически нарушается принцип равноправия компартий, так как какие-то партии за счет этих коммунистов получают большее число представителей в Совете.

Нетрудно было предположить, в чьих интересах допущена эта алогичность. Когда при оглашении центрального списка, составленного из “других коммунистов”, кто-то поинтересовался, из каких они партий, то оказалось, что по­давляющее большинство – это члены КПРФ. Все они, в конечном счете, прошли в состав Совета СКП-КПСС. В результате в нем КПРФ представлена не 5-ю своими членами, как большинство других компартий, а почти двумя десятками, что дает ей существенное преимущество по отношению к другим компартиям.

КПРФ обеспечила себе преимущество и в Политисполкоме. Причем о своих претензиях на него она без всякого стеснения открыто заявила, опубликовав постановление своего Пленума от 24 июня 1995 г. “О позиции КПРФ на съезде Союза коммунистических партий”. Он постановил “считать необходимым сформировать Политисполком СКП из первых руководителей республиканских партий, имеющих организации в большинстве регионов своих республик, и дополнительно 5 членов Оргбюро СКП”. Здесь я прерву на время цитирование и отмечу, что в предложенной формуле состава Политисполкома опять же закладывалось нарушение принципа равноправия компартий. Так как ясно, что дополнительные пять членов Оргбюро усиливают позиции в одном из основных органов СКП-КПСС тех партий, представители которых войдут в его состав. Очевидно и другое, что чем больше представителей одной партии будет в составе Оргбюро, тем сильнее будут позиции этой партии, тем выше будет степень нарушения принципа равноправия. Так вот, Пленум ЦК КПРФ постановил считать необходимым “рекомендовать в состав Оргбюро т.т. Шенина О.С., Лигачева Е.К., Копышева Е.И., Чехоева А.Г., Мельникова А.Г.”, то есть сформировать этот орган из представителей своей партии! Отмечу, что эти пять членов КПРФ предлагались вне квоты КПРФ в состав Совета.

Делегация КПРФ на следующем своем Пленуме может с удовлетворением доложить, что задание партии почти полностью выполнено и все названные выше члены КПРФ вошли в состав Секретариата (так назвали Оргбюро) Совета СКП-КПСС и стали заместителями Председателя Совета, которым избран Шенин О.С. Избрание еще одного заместителя, не члена КПРФ, не меняет сути дела.

Таким образом, руководство СКП-КПСС, по сути дела оказалось сосредоточенным в руках представителей КПРФ, а всесоюзное коммунистическое движение – под контролем этой партии. В результате руководство КПРФ за счет нарушения принципа равноправия компартий сохранило и упрочило возможность навязывать им свои взгляды, добиваться, чтобы компартии совершили “идеологический рывок” от коммунистического мировоззрения, продолжать вытеснять из выборных органов СКП-КПСС представителей левого крыла коммунистического движения.

Что конкретно имеется ввиду? Я не могу, разумеется, за отсутствием достаточного пространства давать полный анализ сомнительных, с моей точки зрения, взглядов КПРФ. Поэтому прокомментирую выдвинутый выше тезис на основе анализа такого важного вопроса, как оценка причин поражения КПСС и социализма в СССР. Правильная их оценка чрезвычайно важна, так как, не поставив правильный диагноз, трудно рассчитывать на выбор нужных методов лечения больного организма, трудно избежать повторения прош­лых ошибок.

Так вот, разработчики проекта новой редакции Программы СКП-КПСС под руководством Е.К.Лигачева, члена ЦК КПРФ, следующим образом трактуют некоторые причины поражения социализма в СССР. “В последующие годы перестройка утратила социалистическую, подлинно демократическую направленность. Здесь прежде всего сказалось ослабление руководящей роли КПСС в обществе, ее идейное и организационное разрыхление, образование в ней платформ и фракций, проникновение в руководящий состав партии, государства, партийных и властных структур республик карьеристов, национал-сепаратистов, политическое перерождение группы руководителей страны, переход их на позиции ликвидаторства компартии и советского государства”. Здесь что ни тезис, то, на мой взгляд, неточная или прямо ошибочная позиция.

Возьмем первый тезис – “ослабление руководящей роли КПСС в обществе”. Но разве не КПСС по-прежнему определяла стратегию развития общества, основные направления внутренней и внешней политики? Разве не КПСС на своих форумах принимала и освящала решения, которые, в конечном счете, способствовали сворачиванию с социалистического пути развития? Достаточно вспомнить XXVIII съезд КПСС, который одобрил резолюцию “О политике КПСС в проведении экономической реформы и переходе к рыночным отношениям”. В ней было зафиксировано, что “съезд... считает, что главным содержанием радикализации экономической реформы и улучшения положения дел в народном хозяйстве должен стать переход к рыночным отношениям”. Разве не следует отсюда, что КПСС санкционировала вкупе с предыдущими решениями курс на капитализацию общества? А кто находился на всех уровнях управления государством, народным хозяйством? Кто принимал и проводил в жизнь решения, приведшие, в конечном счете, к трансформации общества в капиталистическое? Разве не члены КПСС? Одним словом, речь нужно вести не об ослаблении руководящей роли КПСС, а о том, была ли к тому времени КПСС коммунистической партией? По моему мнению, нет. Не может быть коммунистической партия, принимающая и проводящая в жизнь некоммунистическую идеологию и политику. И именно в этом я вижу одну из важнейших причин поражения и КПСС, и социализма, то есть в том, что КПСС называлась коммунистической организацией, но не была таковой по сути.

Согласно следующего тезиса, причиной поражения социализма стало “идейное и организационное разрыхление КПСС, образование в ней платформ и фракций”. Да, все это было в КПСС. Но вопрос в другом, разве не было идейной рыхлости раньше? По сути дела, весь спектр идейных воззрений, что называется, от монархических до анархических, присутствовал в КПСС, причем на всех уровнях. Другое дело, что в силу разных причин эти разные идейные взгляды не были выражены в явной форме, не были достаточно четко организационно оформлены. Настаивать на другом, значит утверждать, будто массовое идейное перерождение состоялось в течение считанных дней, будто в одночасье компартия стала источником анархистов, социал-демократов разных мастей, просто антикоммунистов.

Но главный вопрос здесь не в том, когда появилась “идейная рыхлость”, а в том, что с ней нужно было делать, когда она была осознана: пытаться добиться идейного единства, вплоть до организационного размежевания с носителями других идеологий, или сохранять организационное единство при наличии в партии идейных течений, в том числе некоммунистических. Для меня правильным представляется только первый вариант. Здесь я не могу не сослаться на В.И.Ленина, который считал, что без идейного единства “нет смысла объединению организационному” (ПСС, т. 5, с. 273), и заявлял тут же, что он вместе с единомышленниками “не желает никакого организационного объединения до идейного размежевания”. И, наконец, не могу не напомнить его классическую формулу: “Прежде, чем объединиться и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться. Иначе наше объединение было бы лишь фикцией, прикрывающей существующий разброд и мешающей его радикальному устранению” (ПСС, т. 4, с. 358). Так вот, Е.К.Лигачев, обвиняя и в Программе СКП-КПСС, и в своем докладе на XXX съезде СКП-КПСС нас в создании платформ (Марксистская и Большевистская платформы в КПСС, Движение “Коммунистическая инициатива”), а значит, и в способствовании поражению КПСС и социализма, не может понять, что ему и его сторонникам, считающим себя коммунистами, то есть тем, кто поддерживает этот тезис, надо бы было в свое время самим войти в одну из платформ, способствовать их консолидации, образованию мощной коммунистической фракции и добиваться решительного организационного размежевания с Демократической платформой, на позициях которой явно или до времени скрытно стояли наши противники.

Таким образом, я считаю, что не организационное разрыхление и не образование платформ в КПСС – одна из причин поражения и КПСС, и социализма, а сохранение в рамках КПСС мнимого организационного единства коммунистов с псевдокоммунистами всех мастей вместо решительного организационного размежевания с ними.

И, наконец, тезис о “проникновении в руководящий состав партии, государства, партийных и властных структур республик карьеристов, национал-сепаратистов, политическое перерождение группы руководителей страны, переход их на позиции ликвидаторства компартии и советского государства”. В нем, я считаю, допущены две ошибки. Во-первых, будто псевдокоммунисты составили незначительное меньшинство в руководящем составе партии и государства на всех уровнях. По моему глубокому убеждению, наоборот, вся партийно-государственная система управления в стране сверху донизу состояла в основном из псевдокоммунистов, карьеристов, идейно-политических перерожденцев. И как раз коммунистам не по партбилету, а по сути, приходилось в буквальном смысле проникать в эту систему в надежде что-то изменить. Но, как правило, система их отторгала, вынуждая покидать партийно-государственные посты, или принимала в себя, если убеждалась, что состоялось перерождение претендента на вхождение в партийно-государственную и иную элиту. И эта закономерность срабатывала тем надежней, чем выше был уровень партийно-государственного управления.

Во-вторых, будто политическое перерождение группы руководителей страны и переход их на позиции ликвидаторства произошли где-то в процессе перестройки. Нет и еще раз нет. С учетом сказанного выше, утверждаю, что они оказались на этих постах только потому (при прочих необходимых условиях), что доказали принимавшим к себе и выдвинувшим их на более высокие посты свою готовность быть им подобными.

Представление о том, будто в поражении КПСС и социализма повинна лишь группа высших партийных и государственных руководителей, а остальные ни при чем, выгодно тем, кто входил в партийно-государственную систему управления страной и обществом и повинен в случившемся, но хочет уйти от ответственности, обелить себя.

Однако, факты – упрямая вещь. И они говорят о том, что подавляющее большинство партийно-государственного руководства поддерживало политику, приведшую, в конечном счете, к трансформации общества и переориентации его на капиталистический путь развития. В руках у многих из них была огромная партийная и государственная власть. Почему они не использовали ее для блокирования процессов капитализации общества, для отстранения от руля управления перерожденцев? Почему никто из них даже тогда, когда только слепой или полнейший профан в политике мог не видеть и не понимать, что происходит в стране в 1990-1991 гг., кто такие Горбачев и КО, не предпринял решительных действий (а не только заявлений) по спасению страны от катастрофы? Кто из ныне вошедших в высшее партийное руководство КПРФ и СКП-КПСС (кроме Шенина О.С.) в явной форме поддержал ГКЧП или предложил более эффективную меру блокирования контрреволюционного переворота? Почему подавляющее большинство из них сразу после решения Ельцина о приостановлении (фактически, запрете) деятельности КПСС и КП РСФСР ничего не сделали для ее продолжения? Ведь это была их святая обязанность. Их выбирали не только и не столько, чтобы красоваться на трибунах. Их выбирали для того, чтобы вести партийный корабль к намеченной цели не только в штиль, но и в шторм, в любую непогоду, при любых обстоятельствах. Наши капитаны бросили и штурвал партийного корабля, и партийное знамя, и свою команду, сбежали с него и отсиживались в тихих гаванях по нескольку месяцев. А в это время оплеванные ими платформы и их лидеры спасали честь коммунистов, подхватили брошенное партийное знамя и приступили к строительству новых партийных кораблей (не удалось договориться о создании единой компартии – тому были объективные и субъективные причины), продолжая борьбу с контрреволюционными силами.

Сегодня же все возвращается на круги своя. Нимало не смущаясь, представители высшего руководства КПСС и КП РСФСР (далеко не все, конечно) постепенно возвращались в строй, но не просто в строй, а снова к штурвалу. При этом они постепенно, но методично стали отодвигать в сторону тех, кто не покидал поле боя. В конечном счете, из состава Политисполкома СКП-КПСС были разными способами выведены А.Езерский (первый секретарь ЦК ВЛКСМ), И.Епищева, Ю.Изюмов (главный редактор газеты “Гласность”), И.Лопатин (руководитель Союза коммунистов Латвии), С.Степанов (один из руководителей Союза коммунистов России), С.Терехов (председатель Союза офицеров), Т.Хабарова (лидер Большевистской платформы в КПСС), С.Черняховский (один из инициаторов воссоздания КПСС), а незадолго до ХХХ съезда СКП-КПСС и один из основных инициаторов и организаторов работы по воссозданию КПСС А.Пригарин. Он, будучи основным разработчиком Программы СКП-КПСС, принятой на XXIX съезде, не был даже приглашен к ее доработке накануне XXX съезда и не оказался включенным в новый состав Совета СКП-КПСС (!). В Политисполкоме, избранном по окончании XXX съезда, не оказалось уже ни Т.Авалиани, ни С.Умалатовой, ни И.Шашвиашвили, ни В.Вишнякова. Таким образом, можно утверждать, что почти все, кто воссоздавал СКП-КПСС, оттеснены от руководства всесоюзным комдвижением. Оно снова в руках тех, кто однажды уже прямо или косвенно повинен в его поражении.

И у меня нет никакой уверенности, что при сохранении такого положения, СКП-КПСС удастся избежать судьбы КПСС.

 

Опубликовано в газ."Мысль"

№ 14(83) 9 июля 1995г.