Нетерпимость режима к инакомыслию под  видом  борьбы  с  экстремизмом

“Демократы” могут праздновать победу. 6 июня Госдума приняла за основу проект Закона “О противодействии экстремистской деятельности”. Попытки принятия такого закона “демократы” начали предпринимать вскоре после захвата власти. В 1995 г.  Госдума обсуждала 3 проекта закона о политическом экстремизме (один предлагался фракцией КПРФ). Но ни один из них не набрал большинства голосов, и вопрос был отложен. И вот спустя 7 лет “демократы” добились своего.

В проекте Закона обозначены три ключевых понятия: экстремистская деятельность (экстремизм), экстремистская организация и экстремистские материалы. Первое понятие составляют более десятка признаков. Тут действия и по насильственному захвату власти, и по насильственному изменению конституционного строя, и по осуществлению террористической деятельности и т.д. Но если эти и некоторые подобные признаки и дают хоть какое-то основание относить соответствующие действия к “экстремистским”, то этого не скажешь о некоторых других.

Так, президентская контора, внесшая проект закона, относит к экстремизму воспрепятствование “законной” деятельности органов власти. Это настолько расплывчатая, резиновая формулировка, что под нее можно подвести любой акт протеста масс, недовольных режимом, его политикой. Если читатель предположит, что под словом “любой” я имею в виду только такие действия, как  блокирование входов в здания властных структур, перерезание коммуникаций и т.п., то это не так. Практика отношений с буржуазной властью показала, что она под “воспрепятствованием законной деятельности” понимает даже использование звукоусилительной техники при проведении митингов у административных зданий, скандирование лозунгов, особенно если они не ласкают слух слуг режима. Мы приводили в газете “Мысль” факт запрета митинга у здания Министерства юстиции 1 августа 2001 г. и 6 марта 2002 г. Первый раз под предлогом того, что мы воспрепятствуем входу и выходу сотрудников министерства, хотя мы и не собирались этого делать. Второй раз из-за использования звукоусилительной установки. Мол, громкие речи помешают чиновникам сосредоточиться над важными бумагами. И дело дошло до столкновения с милицией, которая хотела лишить нас права голоса. Имея на руках рассматриваемый закон, она могла бы пришить нам в обоих случаях на “законных” основаниях ярлык “экстремистов”.

Таким образом, данный признак экстремизма позволит режиму фактически лишить протестные массы и радикальную оппозицию возможности заявлять свой протест властям всех уровней так, чтобы он был ими услышан, закрыть митинги и пикеты у зданий властных структур: мэрий, министерств, дум и законодательных собраний, прокуратур и т.п.

Далее. Президентская сторона признаком экстремизма посчитала действия “по организации и проведению массовых беспорядков, хулиганских действий... в связи с политической... нетерпимостью”. Это означает, что завтра проводившиеся ранее, а иногда и сегодня перекрытия дорог будут названы массовыми беспорядками, противодействие милиции при ее попытке разогнать протестующих – хулиганскими действиями, а все вместе – экстремизмом. И не просто названы. Ведь режим преследует задачу не столько приклеить ярлык своим противникам (будь то политическая организация или масса взбунтовавшихся из-за творимого произвола рабочих, студентов и т.д.), сколько усмирить их с помощью репрессий: арестов, штрафов, тюрьмы. И он предусмотрел и административную, и уголовную, и гражданско-правовую ответственность. Он предусмотрел возможность ограничивать “экстремистов” (а в их число режим включил всех строптивых, всех несогласных с произволом и выступающих против него в адекватной форме) в доступе к государственной и муниципальной службе, военной службе и службе в правоохранительных органах, а также (внимание!) к работе в образовательных учреждениях и к занятию частной детективной и охранной деятельностью.

В рассматриваемом признаке обращают на себя внимание слова “в связи с политической нетерпимостью”, точнее – последнее слово. Режим говорит каждому политическому противнику (а это не только компартии, другие реальные оппозиционные структуры, но и массы трудящихся, которые выйдут завтра с политическими требованиями к режиму), мол, будь терпимым ко всему, что я над тобой проделываю. Обкрадываю – терпи. Делаю безработным – терпи. Не выдаю заработанное – терпи. Превращаю страну в сырьевой придаток США – терпи. Уничтожаю твою культуру – терпи. И т.д. и т.п. Не захотел терпеть – значит ты экстремист и место тебе – в тюрьме. При этом напрочь “забывается” принцип, сформулированный не коммунистами, а буржуазными идеологами: “Народ, доведенный до отчаяния, имеет право на восстание” (см. американскую “Декларацию независимости”). Заметьте – даже на восстание! А режим Путина намерен запретить самые примитивные формы протеста, обзывая их экстремизмом. А между тем, указанный принцип – это справедливый и правильный принцип. В нем зафиксировано право угнетаемых, ограбленных, унижаемых (и им подобных) на защиту от чинимых в отношении них произвола, от преступной политики режима, в результате которой одни (буржуи, читай: преступники) жиреют, купаются в роскоши, другие (рабочие, крестьяне и другие отряды трудящихся, читай: жертвы преступлений режима) нищенствуют, страдают от безработицы, от беззарплатицы, от резких  “ножниц” между зарплатой и ценами на продукты и товары.

Анализ только  двух признаков экстремистской деятельности показывает, что принимаемый закон будет использоваться режимом главным образом против трудящихся, осознавших свое угнетенное, бесправное положение и решивших выступить против его преступной политики и действий. Он будет также использоваться режимом против компартий и других левых организаций, выступающих за замену существующего строя на социалистический. В этом нетрудно убедиться, если вспомнить, что ряд признаков экстремизма, названных в проекте Закона, уже фигурирует в действующем законодательстве как основание привлечения соответствующих субъектов к разным видам ответственности, в т.ч. уголовной. Так, за насильственный захват власти предусмотрена ст. 278 УК РФ, за призывы к насильственному изменению конституционного строя – ст. 280 УК, за терроризм – ст. 205 и т.д. Но этого режиму показалось мало, и он решил поставить правовой барьер не столько уголовным элементам, сколько политическим противникам, расширить перечень оснований для уголовного, административного и гражданско-правового преследования граждан и организаций. И это преследование имеет своим основным объектом не уголовные элементы, а протестные массы и политических противников. Ведь чисто уголовным элементам не к чему воспрепятствовать деятельности органов власти. Наоборот, они заинтересованы в сохранении нынешнего режима, потому что при нем борьба с преступностью ослаблена, происходит сращивание криминального мира с госаппаратом всех уровней, героизация этого мира. Точно также уголовным элементам ни к чему устраивать “массовые беспорядки” в связи с политической нетерпимостью. Криминальный мир выясняет свои отношения с властью, точнее с отдельными ее представителями другими методами: подкупами, взятками, заказными убийствами непослушных чиновников.

С учетом сказанного, название закона следует признать неточным. В 1995 г. авторы его проектов были более откровенны и точны. Тогда они говорили об экстремизме в политической жизни и употребляли термин “политический экстремизм”. И сегодня рассматриваемый закон направлен против так называемого “политического экстремизма”, точнее – против сопротивления правовому, экономическому и социальному произволу действующей власти, против любого протеста рабочих, учителей, студентов и других представителей трудящихся, несогласных со своим положением. Данный закон позволит уничтожить любую партию под флагом борьбы с экстремизмом, приравнять любой протест, любое недовольство к “экстремизму”. Этот закон по сути своей будет правовой дубиной, которой режим намерен глушить и уничтожать, убирать с политической арены реальных политических противников, прежде всего компартии. И он уже сделал первый шаг в этом направлении, не дожидаясь выхода закона. В лице Минюста РФ он поставил барьер нашей партии (РКРП-РПК) на пути легальной деятельности только на том основании, что мы назвались революционной партией, подчеркнув тем самым, что выступаем за коренное преобразование общества, экономического и политического строя.

Сегодня основанием для запрета партии явилось слово “революция”, завтра – “диктатура пролетариата”, “классовая борьба” и т.д. Постепенно подводится почва под запрет коммунистической идеологии, будет позволяться пользоваться только ее суррогатом в зюгановском издании.

Принимаемый закон – это проявление нетерпимости режима к инакомыслию, к протестности масс, к попыткам сопротивляться его преступным действиям и политике. Данный закон – это одновременно и инструмент пресечения таких попыток и подавления (уничтожения) протестных масс, организаторов протестных акций, политических противников, инструмент подавления даже воли к сопротивлению. Данный закон – это инструмент пресечения реальной оппозиционной деятельности. Будет позволена только бутафорская борьба с произволом режима в стиле Жириновского, Явлинского, Немцова и им подобных; может быть, в стиле Зюганова.

Принимаемый закон – это приговор остаткам лживых свобод лживой демократии, в том числе свободе мысли и слова (ст. 29 Конституции РФ), праву на митинги и демонстрации, шествия и пикетирования (ст. 31 Конституции).

Рассматриваемый закон обходит стороной вопрос об экстремизме самой государственной власти. Президентская сторона сделала вид, будто не понимает, что многие признаки экстремизма характерны для деятельности нынешнего режима, его органов власти. Он насильственным путем захватил власть в 1991-1993 г.г., насильственным путем (под дулами танков и путем фальсификаций) изменил конституционный строй,  совершал и совершает террористические действия в отношении протестных масс, избивая их, расстреливая,  бросая в тюрьмы с целью устрашения остального населения.

Экстремизм режима все чаще выражается в воспрепятствовании законному проведению уличных акций. О некоторых фактах подобного экстремизма наша газета уже сообщала. Вопиющим фактом экстремизма органов власти явилась блокировка московской милицией митингов 1 и 9 мая на пл. Революции, организованных РКРП-РПК и другими компартиями. Тогда милиция, во-первых, отсекла часть колонны, шедшей на эту площадь и не пропустила ее дальше; во-вторых, не пропускала никого из опоздавших к началу акции. И делала она (милиция) это откровенно нагло, не обращая внимания на требования оргкомитета акции прекратить произвол.

Что касается такого признака экстремизма, как “совершение действий, направленных на нарушение прав и свобод человека и гражданина”, то эти действия правящий режим совершает ежедневно и ежечасно, причем в массовом порядке, во всех уголках России, в отношении десятков миллионов граждан. Попытайтесь оценить главу 2 Конституции “Права и свободы человека и гражданина” с точки зрения их реализации в жизни. Абсолютно каждое право и каждая свобода для большинства населения страны – это пустой звук, для других – пародия на права и свободы и только для 3-5% они наполнены реальным содержанием. Государственная власть выступает как экстремист, лишая миллионы людей права на труд, сотни тысяч права на жизнь (имеются в виду в первую очередь те сотни тысяч, на которые ежегодно убавляется население страны), миллионы детей права на счастливое детство, права жить под родительской крышей, миллионы пенсионеров права на обеспеченную старость и т.д. и т.п.

Но, несмотря на то, что главный, самый опасный экстремист в стране – это само буржуазное государство, сама нынешняя государственная власть на всех ее уровнях, президентская сторона умышленно не включила в число субъектов экстремизма органы этой власти. Тем самым признано, что закон призван защитить реального экстремиста от гнева его жертв, обозвать сопротивляющуюся жертву экстремистом и подавить ее, а надо будет – и уничтожить.

В данной ситуации рабочему человеку важно разобраться в кознях режима, не дать себя запутать в словесной казуистике, понять, сколь опасен для него этот на первый взгляд безобидный закон. Понять, что заявление властей, будто он нужен для защиты граждан от экстремистов, это гнусный обман.

 

Опубликовано в газ.“Мысль”

№ 8(202) 9 июня 2002 г.